По книге, которая увидит свет в парижском издательстве "Робер Ляфон".
Здесь перепечатывается без ведома автора по передачам радио "Свобода"
В зимнюю ночь под деревом сидят легко одетый мужик и птичка. Лютый мороз, они уже чувствуют приближение смерти, и птичка обращается к ночи:
- Ну, мы-то, понятно, сейчас умрем. А ты-то как останешься наедине с этим лютым морозом?
Чеченская притча
Глава 1
Первая война. Дагестан. Начало Второй войны
В декабре 1994 года, когда российские войска вошли в Чечню, я, несмотря на то что в этот момент не работал журналистом, понял, что мне сложно жить так, будто ничего не происходит. Телевизионные картинки, демонстрировавшие бесконечные караваны бронетехники, которые вкатывались в незнакомую мне южную российскую республику, задевали меня лично.
Это было открытое, не имевшее никаких понятных объяснений насилие. Для меня было очевидно, что Россия выбирает свое будущее, что она по воле своих политиков ввязывается в скверную историю, которая будет, возможно, стоить ей недавно обретенной свободы.
Есть некий предел произвола для любой власти. Если она начинает беспорядочно убивать своих граждан, то это начало разрушения нравственных основ нормальной жизни, для меня неразрывным образом связанных с абсолютным признанием неприкосновенности любого человеческого существа. Его можно - и очень часто стоит - наказывать, но только по выверенным и неукоснительно соблюдаемым правилам, в которых заложено представление о достоинстве и свободе человека. Понятно, что война - это такое особенное, экстремальное состояние человеческих отношений, когда убивать необходимо, но по какому-то очень точному нравственному и юридическому расчету. Я не мог не поехать на Северный Кавказ, поскольку был уверен, что вот эта вот нерасчлененность, хаотичность смертоубийства очень быстро подведет черту под всеми надеждами на нормальное будущее. Я и сегодня окончательно не потерял надежду, что России суждено стать свободной страной, где власть лишена возможности произвольно выбирать себе человеческие мишени.
В конце 1994 года Россия несколько месяцев снабжала чеченскую оппозицию оружием и деньгами, предполагая, что ее руками удастся сбросить Джохара Дудаева. В ноябре первая танковая колонна, которую ввели в Грозный люди вскормленного Москвой оппозиционера Умара Автурханова, была в одночасье разбита. После этого в Кремле было принято решение начинать военные действия.
Перед вводом войск российская авиация бомбила Грозный. Гибли люди, но российское руководство с удивительным упорством утверждало, что не знает, чьи самолеты бомбят город.
В начале войны чеченское ополчение было еще очень неопытным. В Грозный стекались толпы не умевших воевать вооруженных крестьян. Первоначальные победы чеченцев в столице были достигнуты очень незначительными силами - две-три тысячи человек. Российские подразделения вошли в Грозный на бронетехнике, не зная города, не имея хороших карт, и двинулись по заранее намеченным маршрутам.
В городе бронетехника после изобретения фауст-патрона фактически не способна воевать: ее легко обстрелять с любой точки - из-за угла дома, из окна... Поскольку бронеколонне трудно развернуться, подбивают первую и последнюю машины, а потом расстреливают все остальные - техника сопротивления очень проста.
То, что министр обороны Грачев завел в город бронетехнику, несмотря на ноябрьское фиаско, свидетельствует о полной неспособности тогдашнего российского генералитета спланировать военную операцию. Все делалось наспех, без серьезного плана. Мне кажется, что официальные данные, которыми впоследствии оперировал Совет безопасности России и согласно которым за время первой чеченской войны погибло около ста тысяч человек, завышены. Но все равно можно говорить о том, что счет шел на десятки тысяч. В первую войну люди не умели предохраняться. Не покидали город во время массированных обстрелов, не спускались в подвалы. Еще сохранялись иллюзии, что это недоразумение, что авиация и артиллерия наносят точечные удары по конкретным объектам. Никто не предполагал, что войска начнут тотально разрушать жилые кварталы.
Генерал Лев Рохлин начал сметать с лица земли все, что находилось на пути движения его подразделений. Первыми жертвами российской армии стали русские, которых в те годы в Чечне было очень много и которым в принципе некуда было идти.
Я попал на первую войну в начале февраля, когда бои в Грозном были уже практически завершены. Только в районе Черноречья оставались еще отряды Шамиля Басаева. Потом я стал работать на юге республики, в труднодоступных горных районах, где скрывались отряды сопротивления.
Первая война была похожа на грандиозный рыцарский турнир. Стороны еще не воспринимали друг друга как абсолютных противников - была еще жива память о жизни в едином государстве. Но первая война была жестокой по факту. Генерал Шаманов, отличившийся особой безжалостностью во время второй войны, в 1995 году, уже после мирных переговоров, начал снова захватывать чеченские села. Действовал он необычайно свирепо. В поселке Новогрозненский войска Шаманова разрушили треть или половину домов. Я помню, когда я тогда проезжал мимо по трассе Баку - Ростов, с дороги просматривалась деревня и ее как-то по-особому небрежно и демонстративно разрушенная окраина. Село Самашки было почти полностью - уже после первого захвата - уничтожено. Шамановские бойцы избивали, расстреливали и пытали местных жителей. Это было тяжелейшим шоком для чеченцев. Единичных случаев такого рода, конечно, было множество, но именно в Самашках истребление мирных жителей приобрело размах, ставший привычным во время второй войны.
Фильтрационные пункты появились еще на первой войне. Один из самых страшных был на территории Грозного - следственный изолятор, устроенный в бывшем автобусном предприятии ПАП-1.
После первой войны количество без вести пропавших чеченцев составило около полутора тысяч человек. Примерно столько же пропало и российских военнослужащих.
Надо полагать, что большинство чеченцев сгинуло именно в таких фильтрационных пунктах, где над людьми издевались, пытали их током, убивали - практика внесудебных казней процветала. На каждом блокпосту были ямы-тюрьмы. Возле селения Старые Атаги нас чуть было не посадили в такую яму, где уже сидели какие-то местные жители. Военные называли такие импровизированные тюрьмы зинданами. Человек не может выбраться из глубокой ямы, его сбрасывают, а потом поднимают на веревках.
Федералы стали продавать захваченных ими чеченцев родственникам еще в первую войну, и в значительной степени именно эта практика подстегнула и сделала актуальным этот вид бизнеса. В крупных объемах торговали людьми и трупами именно российские военнослужащие, а чеченцы взяли это на вооружение только во второй половине войны, и то поначалу они захватывали своих, сотрудничавших с российскими властями.
В ту пору, да и во время второй чеченской войны одним из главных аргументов российской военной пропаганды были утверждения, что отряды чеченского сопротивления в основном сформированы из наемников. Эти заявления - полный вымысел. Немногочисленные иностранцы в отрядах сопротивления были не наемниками, а добровольцами, преимущественно из арабских стран. Общее их количество исчислялось десятками, может быть - сотня-две. Это не дает оснований говорить о том, что они сильно определяли действия сопротивления. В последние годы тему наемников успешно эксплуатирует российский президент, утверждающий, что Чечня стала плацдармом для международных террористов, угрожающих не только России, но и Западу. На самом деле роль иностранцев совсем невелика.
Я прожил в Чечне два военных года. В сентябре 1995-го я познакомился в Пятигорске со своей будущей женой Людмилой и взял ее с собой в Грозный. В Центральном загсе мы зарегистрировали брак. Здание было полуразрушено, стекла выбиты. Посреди пустой комнаты за столом сидела очень дорого и элегантно одетая женщина. Помню, как поразил нас ее ухоженный вид, контрастировавший с окружающей нищетой и разрухой. Она зарегистрировала наш брак, и мы поехали в грозненскую церковь, тоже разрушенную. В маленькой, недавно отстроенной часовенке нас обвенчали.
На следующий день мы выехали из Грозного в Пятигорск. Долго блуждали по дорогам, так что к Ингушетии подъехали уже к вечеру. Передвигаться приходилось с выключенными фарами, чтобы не попасть под обстрел. Я включал свет на несколько секунд, запоминал большой участок дороги и дальше двигался по памяти. Мы заплутали и вечером, когда уже начинался комендантский час, подъехали к блокпосту, где стояли совершенно пьяные омоновцы, державшие дорогу под прицелом. У меня были все документы, но омоновцев бумаги не интересовали. Они сказали, что закинут меня в яму, а Людмилу возьмут в землянку на ночь. Спасло нас в этой ситуации только вмешательство армейского офицера. Между армейскими и подразделениями МВД всегда были неприязненные отношения. На этот блокпост я незадолго до этого привозил солдатам письма от их родителей. Полковник узнал меня, и нас пропустили.
Ночь мы провели в Ачхой-Мартане, а на следующий день поехали в Серноводск, где начался антивоенный митинг, из-за которого милиция перекрыла дорогу в Ингушетию. Я объяснил на блокпосту, что я из Москвы, Люда из Пятигорска, мы вроде бы свои, и нам нужно в Россию. Но нас развернули самым невежливым способом: просто, не говоря ни слова, стали стрелять под ноги.
Так начался наш медовый месяц.
Телефильм ВВС "Война Бабицкого" открывается взрывом ракеты. История этого кадра такова.
В горах, в Ведено мы сидели в гостях у Ильяса Ахмадова - тогда адъютанта Масхадова, а ныне министра иностранных дел Чечни. На равнине вовсю шла война. Мы пили кофе, и ракета ударила в правое крыло дома, где мы находились. Мы выскочили в коридор, я включил видеокамеру. Послышался свист второй ракеты: звук был такой, словно она летит прямо в голову. Я снял ракету и ее взрыв буквально в пятнадцати метрах от себя. К счастью, она летела под углом, и поэтому осколки пошли в другую сторону.
Через несколько минут разбомбили главный штаб сопротивления в Ведено, располагавшийся в здании бывшего техникума. Очевидцы рассказывали мне, что глубинная бомба прошила трехэтажное здание, как иголка, и взорвалась в подвале. Моя машина, стоявшая рядом, поднялась в воздух на три метра, упала, и ее завалило обломками.
Из репортерского дневника
12 августа 1999 года
Начало новой кавказской войне положено самыми незначительными силами, которыми руководят Басаев и Хаттаб. При тех ресурсах, которые есть у Басаева, ему не остается ничего иного, кроме как использовать досконально освоенную им тактику партизанской войны. На практике это означает войну набегами, войну из засады, войну, которая не будет иметь ни линии фронта, ни четко очерченного ареала. Война будет везде.
8 сентября
Боевая позиция возле небольшого дома на трассе Хасавъюрт -- Герзель. Из-за непрекращающейся канонады хозяева дома съехали, оставив жилище под присмотр российских солдат. Сегодня утром они обнаружили, что дверь взломана и солдаты выносят ковры. На недовольство хозяев солдаты отреагировали традиционно: пообещали стереть хутор с лица земли.
Очень популярны разговоры о политической войне, заказной войне, коммерческой войне. Местные жители утверждают, что войска фактически не ведут боевых действий, дают боевикам свободно входить и уходить, а федеральные авиация и артиллерия заняты тем, что расстреливают дома местных жителей.
9 сентября
В Дагестан приехала депутат Государственной Думы Элла Памфилова. Тоже говорит, что это коммерческая война, поддержку которой оказывают московские олигархические группировки.
Уже на окраинах Хасавъюрта видны искры войны. Здесь толпятся люди, ожидающие беженцев из захваченных исламистами сел. Мы двинулись к селу Верхний Лачурдах. Над горами летают вертолеты, совсем рядом, в нескольких километрах - взрывы. Видно, как горят дома в селах Новолакского района.
У дороги в низине собрались местные ополченцы, готовые вместе с российскими войсками противостоять моджахедам. Неожиданно на дороге открывается отчаянная автоматная стрельба. Ополченцы бегут в заросли, не понимая, что происходит. Местные жители тоже не знают, кто стреляет. Говорят, что такое случается по нескольку раз в день.
Сегодня в четыре утра выстрелом из орудия российской БМП разрушен дом черкеса Джабирова. Трое ранены, у одного оторвана рука. Всюду ощущение абсолютной бестолковости, несогласованности действий военных.
Говорили с солдатами на передовой у села Ново-Кули.
- Нам нужны танки. Нужны танки, - монотонно повторяет мальчик в солдатской форме. От бэтээров никакого толку, они горят, как свечки.
У подразделений внутренних войск, воюющих у Новолакского, до начала боевых действий было два танка. Один подбили в первый же день, второй вскоре почти полностью вышел из строя. А три бронетранспортера сгорели.
- Из сорока человек разведроты, - спокойно, но заторможенно говорит паренек с темной косынкой на голове, - осталось десять. Остальные убиты или ранены.
- Дай бог, если в экипажах бронетранспортеров осталось три-четыре человека, - добавляет другой солдат.
Пятый день солдаты на сухом пайке. Денежное довольствие - 22 рубля 50 копеек в сутки.
Мимо нас проезжает БТР. Сверху на броне сидит офицер.
- Его же снайпер снимет, - говорит один из солдат.
- Обязательно снимет, - меланхолично замечает другой.
На окраине села Ново-Кули - передвижной госпиталь. Военнослужащие, у которых мы пытаемся узнать, что происходит, вступают в разговор неохотно.
- Раненых много?
- Много, - хмуро отвечает мальчик - срочник первого года службы.
- Сколько? Десять, двадцать, тридцать?
- Гораздо больше, - без всякого выражения говорит он.
И здесь срывается на хрип начальник санчасти:
- С начала боев не было столько раненых, сколько за последние два дня.
Пятеро военнослужащих ранены ударом с российского же вертолета, по ошибке обстрелявшего федеральные позиции.
- Мы вчера здесь говорили с ребятами... - подобострастно вступает в беседу корреспондентка столичной газеты.
- С кем вчера говорили - их, может, и в живых уже нет, - обрывает ее солдат.
В дагестанских боях проявилась одна из самых тяжелых болезней российской армии: неумение сконцентрировать силы и скоординировать действия подразделений. Всюду кошмарный хаос. Войска действовали несогласованно и из-за этого несли большие потери. Мы долгое время наблюдали за тем, как различные части, подчиняющиеся Министерству обороны и МВД, пытались взять сопку возле села Ново-Кули. Из-за несогласованности военных погибло много людей. Группа бойцов внутренних войск была обстреляна российскими вертолетами и потеряла больше половины личного состава. Люди гибли также из-за того, что в бой посылалась старая, постоянно отказывавшая техника.
В первые после вторжения дни в "Независимой газете", владельцем которой был близкий к Кремлю в то время Борис Березовский, появилась статья, в которой говорилось, что российские спецслужбы заманили Басаева в Дагестан в результате точно и прекрасно спланированной операции, дающей России законную возможность начать войну в Чечне. В российской прессе появилась и расшифровка телефонного разговора Басаева с Березовским. Свидетельствую, что этот разговор - подлинный: в те дни Березовский часто говорил по телефону, скажем, с Удуговым.
Невозможно предположить, что российское население одобрило бы военные действия в Чечне, если бы в сентябре 1999 года не произошла серия терактов. В Москве и Волгодонске террористы взрывали жилые дома, погибли сотни людей. Это было тяжелейшим шоком для всей России, изменившим сознание страны. Моя жена много ночей подряд подтыкала детей одеялами на двухъярусной кровати, полагая, что если дом обрушится, одеяла смогут хоть как-то уберечь детей от гибели. И подобный психоз охватил всю Россию.
Теракты дали властям, обвинившим в этих преступлениях чеченцев, возможность полностью сменить интонацию в отношении Чечни. В этой истории до сих пор почти все остается неясным. В первые дни ответственность за взрывы взял на себя полевой командир Хаттаб, но потом отказался от своих слов. Понятно, что чеченцам теракты были невыгодны. Но ведь и поход в Дагестан тоже был им невыгоден. Похожие взрывы люди Хаттаба проводили в дагестанском городе Буйнакске. По делу о взрыве жилых домов в России в качестве обвиняемых проходит группа карачаевцев, обучавшихся в лагерях Хаттаба.
Для Хаттаба, уроженца Иордании и гражданина Саудовской Аравии, никогда не выезжавшего за пределы Северного Кавказа и плохо представляющего человеческий и военный потенциал России, эта страна была врагом, вполне соотносимым по возможностям с чеченским сопротивлением. У Хаттаба или другого близкого ему по взглядам человека, ненавидящего Россию, вполне могла родиться идея о том, что на российской территории необходимо вести террористическую войну. Думаю, есть шанс на то, что взрывы были инициированы из Чечни, но шанс этот невелик: из этих терактов выросла новая российская власть, с их помощью Путин смог победить на выборах. Скорее всего, здесь была использована очень тонкая схема. Очевидные и прямые связи легко со временем обнаружить, и для таких масштабных бесчеловечных провокаций должны использоваться многослойные сценарии. Российские спецслужбы могли инфильтровать в лагеря Хаттаба некоторое количество людей, возможно, и не подозревавших о своей миссии. Трудно предположить, что ФСБ не ведала о готовящемся походе на Дагестан: о том, что рейд готовится, открыто говорили многие чеченские лидеры, знали об этом и в Дагестане и даже называли точную дату. Нет сомнения в том, что ФСБ сознательно дала отрядам Басаева возможность войти в Кадарскую зону. Чеченцы - не очень хорошие конспираторы, и если бы они разрабатывали планы террористической войны в России, то, уверен, об этом было бы известно российским спецслужбам. Инициатива действительно могла исходить из Чечни, но российские спецслужбы не поставили этой инициативе заслон, а, напротив, вполне осознанно дали ей развиться.
События в Рязани, где жители одного из домов обнаружили в подвале мешки с взрывчаткой и ФСБ потом объявила, что это якобы была учебная тренировка, проверка бдительности, - отчасти подтверждают мою версию. Журналистское расследование "Новой газеты" доказало, что сотрудники Рязанского УФСБ ничего не знали о готовящихся учениях. А в одной из соседних воинских частей открыто хранился гексаген.
Окончательного ответа пока нет ни у кого. Но я думаю, что даже если чеченцы и причастны к этим терактам, ответственность за них несет руководство ФСБ и руководство России: не знать о Дагестане и готовящихся взрывах оно не могло, да и не имело права.
Российские войска вошли в Чечню в конце сентября 1999 года. Перед вторжением авиация вновь наносила удары по Грозному, Аргуну и горным районам республики.
Первым делом российское командование намеревалось разделить республику по Тереку на северную и южную части, поставить "санитарный кордон" и, не вступая в масштабные боевые действия, взять под контроль казачьи Наурский и Шелковской районы, традиционно лояльные России.
В первую войну войска совершенно беспрепятственно прошли через север Чечни. Но на этот раз первые серьезные бои произошли уже у станицы Червленая.
Чеченский боец, участвовавший в этом сражении, рассказывал мне, как на их позицию внезапно выкатился российский танк с хорошей активной защитой (танк укрывают взрывными шашками, и, когда попадает граната, происходит мини-взрыв, и ее отталкивает). Чеченцы попытались подбить танк из гранатомета. Первый, второй выстрел... Но у них ничего не выходило.
Неподалеку были позиции Хаттаба. Они связались с ним по рации и пожаловались, что приехал танк, который невозможно подбить. Хаттаб прислал худенького корейца с каким-то странным прибором. Тот разложил аппаратуру, свинтил трубки, набрал что-то на компьютере - на экране появился танк. Кореец крикнул: "Аллаху акбар!", нажал кнопку - и от танка ничего не осталось. Потом на ломаном русском посланец Хаттаба спросил:
- Еще техника есть?
Выяснив, что больше танков нет, он раскрутил трубки, покидал аппаратуру в ранец и, посвистывая, ушел.
В этой же станице произошел страшный случай. Водитель автобуса, у которого во время авиаобстрела погибли сын и дочь, взял автомат и расстрелял двенадцать русских - своих соседей. После этого односельчане привязали его к столбу на площади и забили камнями.
Я был в станице Шелковской сразу после того, как ее заняли российские войска. Говорят, что как только станицу начали обстреливать, чеченские бойцы сразу ее оставили.
- Они так бежали, аж пятки сверкали! - сказал мне местный русский дед. - Нечего было хвост на Россию поднимать.
Из репортерского дневника
27 сентября
Ежедневные бомбардировки Грозного. Четыре штурмовика атаковали школу в поселке Старая Сунжа. Восемь детей, выбежавших на улицу во время перемены, погибли. Тридцать ранены. Несколько домов в поселке полностью разрушены. Женщину с двумя детьми, прятавшихся в подвале, достали оттуда уже мертвыми. Пострадала местная больница, находившаяся напротив школы.
Не поддается пониманию то, что объектом бомбардировки стала школа. Боевиков здесь никогда не было, а ближайший военный объект - поселок Ханкала - находится в восьми километрах.
Совет безопасности Чечни под председательством Масхадова принял решение о мобилизации всего мужского населения от 17 лет.
28 сентября
В селах Замай-Юрт, Гелены, Мескеты и Ножай-Юрт разрушены почти все дома, но бомбардировки не прекращаются. Почти все помещения в Грозном, где разместили беженцев из этих сел, непригодны для житья - нет света и воды. Мирные жители, решившие покинуть республику до лучших времен, направляются в Ингушетию.
В Ингушетии уже 60 тысяч беженцев и еще столько же ждут на границе.
29 сентября
Утром российские штурмовики бомбили машиностроительный завод "Молот" в Аргуне. Бомбят нефтяные скважины и резервуары возле федеральной трассы "Кавказ", совхоз "Нефтяник" в пригороде Аргуна. После ракетных ударов по мосту закрылся рынок в центре Шали, и только самые отчаянные еще продолжают торговать картошкой, луком и помидорами.
1 октября
Отменены все аккредитации для военных корреспондентов. Бронетанковая колонна вошла на 10 км вглубь Наурского района. Префект района предупредил, что если продвижение колонны не будет остановлено, чеченские войска откроют огонь на поражение. В результате колонна отошла на пять километров.
7 октября
Граница Чечни и Северной Осетии. На этом направлении российские войска продвинулись вглубь территории Чечни на 25-30 км. Поля усеяны бронетехникой, сотни танков и бронемашин продолжают занимать позиции вдоль административной границы. На автобусах прибывают беженцы, их переправляют в Моздок.
8 октября
Станица Старогладовская. Сегодня сюда доставили гуманитарную помощь. Но местные жители больше нуждаются в другом.
- Попросите ваших генералов, чтобы не бомбили, - говорит пожилой чеченец Умар. - Наши дети весь месяц сидят в блиндажах и подвалах.
В прошлую войну почти все мужское население станицы воевало с русскими. На этот раз никто воевать не хочет.
- Тогда была другая война, - говорит сорокалетний Михаил. - В те годы мы воевали за независимость, теперь мы - такие же враги ваххабизма, как и русские. Мы тоже готовы воевать с исламистами, зачем же из нас делать врагов?
На днях в поле был убит семидесятилетний житель станицы, ехавший по полю на стареньком автомобиле.
В станице побывал генерал Трошев. Он сказал, что если сюда пустят боевиков - начнется обстрел.
Мы встретили псковских десантников, рассказавших о том, как на прошлой неделе армейские подразделения зашли в станицу Дубовская. Прошли совершенно спокойно, не обнаружив боевиков. После этого в станицу вошел ОМОН. Два подразделения друг друга не опознали, и между своими завязался жестокий бой. Много убитых и раненых.
|