Библиотека сомнительных уголовных дел
Сомнение

2014.05.19. Мосгорсуд. Прения сторон

Адвокат Алексей Михальчик –
в защиту подсудимого
Сергея Хаджикурбанова



К читателю

ВОЗРАЖЕНИЯ   НА   ДОВОДЫ   ПРОКУРОРОВ

Опровержение довода о правдивости показаний Оглы на следствии
Опровержение довода о том, что Хаджикурбанов говорил Оглы про Наиля и Политковскую
Опровержение довода о встрече Хаджикурбанова и Рустама Махмудова 2 октября 2006 года
Без Павлюченкова рухнет всё обвинение

НЕВИНОВНОСТЬ  СЕРГЕЯ  ХАДЖИКУРБАНОВА

Вступление
Разбор понятий:
      – доказательства, обвинение (на примере Хаджикурбанова), презумпция невиновности, оценка доказательств
Вопросы без ответов:
      – разница во внешности киллера и Рустама Махмудова
      – женская ДНК на пистолете
      – отсутствие разговоров об убийстве в прослушке Гайтукаева
Доказательства невиновности Хаджикурбанова:
      – алиби
      – «пять дней на убийство»
      – отсутствие контактов с другими подсудимыми
Заключение



К читателю

Предисловие от адвоката Алексея Михальчика: Я не исключаю, что с данной стенограммой моей защитительной речи будут знакомиться мои коллеги-юристы или те, кто собирается ими стать, в связи с чем считаю необходимым сделать небольшое пояснение.
      Способность человека воспринимать информацию – конечна. Право выступления мне было предоставлено после 18 часов вечера, когда позади были долгий тяжелый день и блестящая по информативности и по уровню аргументации речь моего коллеги – адвоката Мурада Мусаева. К сожалению, она получилась весьма долгой – ее продолжительность составила больше 5 часов. Присяжные явно устали, поэтому я принял решение сократить свое выступление от первоначально запланированного на 30-40% и сделать речь максимально образной для лучшего ее восприятия. Как показывает результат голосования по вопросу о виновности моего подзащитного (9 за виновность, 3 за невиновность), как ни странно, скорее всего, к моменту выступления адвокатов присяжные уже сделали свой окончательный выбор, и переубедить своими аргументами никого не удалось. Четырех присяжных в ходе своего выступления я выделил как людей, которые крайне благосклонно воспринимают мои доводы, но одна из них была выведена из состава жюри – по инициативе старшины, как «призывающая к роспуску коллегии» – за полчаса до удаления в совещательную комнату.

ВОЗРАЖЕНИЯ НА ДОВОДЫ ПРОКУРОРОВ

АДВОКАТ МИХАЛЬЧИК. Снова здравствуйте, уважаемые господа присяжные заседатели! Ну, соответственно, учитывая, сколько мы времени провели вместе, не буду представляться, не буду напоминать вам, кого я представляю в этом процессе. Сразу перейду к словам благодарности […]. Я буду не столь пространен, как мой коллега [Мусаев]: собственно говоря, он основные мысли мои, основные тезисы, которые я хотел сказать, он высказал.
      Пожалуй, начать бы я хотел, конечно, я не могу отказать себе в этом удовольствии, – с разбора аргументов наших оппонентов. Вы знаете, когда я слушал действительно яркую речь прокурора, долгую, да? – мне почему-то на ум пришли строчки классика, которые нам знакомы каждому со школьной скамьи:
            «Смешались в кучу кони, люди,
            И залпы тысячи орудий
            Слились в протяжный вой».
Вот примерно такое впечатление на меня произвела речь прокурора.
      […] У того, кто хочет отстоять свою позицию, должна быть системность. Уголовное дело, обвинение, – оно подразумевает системность. Есть конкретный подсудимый, есть конкретное обвинение, почему прокурору не взять и не перечислить: «Сергей Хаджикурбанов обвиняется в том-то, в том-то, в том-то, подтверждается это следующими доказательствами»?
      Вместо этого мы увидели, что прокурор сначала берёт Оглы, потом Голубовича, потом вспоминает детализацию – и так четыре часа.
      Безусловно, Мария Эдуардовна профессионал. При отсутствии фактуры это единственное, что она могла сделать… Единственное, как сказал мой коллега: могло показаться, что действительно обвинение располагает большим количеством доказательств. […]

Опровержение довода о правдивости показаний Оглы на следствии

Начну, допустим, с простого момента. Оглы в суде говорил неправду, а на следствии, соответственно, он говорил более правдиво. Вот посмотрите: «Грайвороновская улица, Магистральная, зачем следствию его путать»? В этом моменте прокуратура если спорит, то только с самими собой, с собственной версией. Сторона защиты никогда не утверждала, что Оглы не знает, где Набатов, где штаб-квартира находится. Я, проанализировав те доказательства, которые были представлены здесь, в судебном заседании, считаю (это моя версия, я имею на это право), что Набатов являлся поставщиком оружия у Дмитрия Павлюченкова и тех людей, которые с ним находились. Вспомните…

СУДЬЯ. Уважаемые присяжные, мы… Я перебью Алексея Валерьевича. Мы не рассматриваем уголовное дело в отношении Набатова. […]

АДВОКАТ МИХАЛЬЧИК. Хорошо. Безусловно, Оглы и Голубович – это правая и левая рука Павлюченкова. Безусловно, мы не то что не отрицаем этого – мы настаиваем на том, что и Оглы, и Голубович, сопровождая Павлюченкова, неоднократно были на этом адресе. Мой коллега затруднился сказать, зачем же Оглы понадобился этот цирк: Магистральная, Грайвороновская… А может быть, на Грайвороновской там другая какая-то штаб-квартира была?
      Я думаю, что предложу простой ответ. Оглы находится в заключении в этот момент, и ему просто хочется покататься по Москве. Поэтому сначала он называет Грайвороновскую улицу, потом Магистральную, потом едет ещё в несколько адресов, дышит воздухом. В тюрьме, я думаю, это было ему очень важно, очень необходимо. В принципе достаточно логичное объяснение.

Опровержение довода о том, что Хаджикурбанов говорил Оглы про Наиля и Политковскую

Второй момент. Как вам такой пассаж? Обвинитель говорит: вот Оглы раньше (в суде он, естественно, это отрицает, вы слышали)… Оглы говорил: в 2007 году у нас произошла встреча с Хаджикурбановым, на которой Хаджикурбанов при мне… я, собственно говоря, Хаджикурбанова не очень-то знал, но Хаджикурбанов при мне начал говорить на каком-то неизвестном языке, а потом вдруг мне говорит: Наиль напортачил по Политковской…
      Я, конечно, понимаю, что, может быть, для кого-то Оглы – это личность, полная харизмы и обаяния и хочется рассказать ему всю правду. Но разве мы можем увидеть логику в том, что Сергей Хаджикурбанов, которого обвинение само называет опытным опером, видит второй или первый раз в жизни Оглы, друга Павлюченкова, и неожиданно начинает перед ним исповедоваться? Я лично ни на грамм не верю в эту ситуацию. Я считаю, что на самом деле она демонстрирует тот факт, что Оглы на следствии давал показания исходя из каких-то соображений, но уж точно не повествуя следователям о том, что в действительности происходило. Вот в чём проблема.

Опровержение довода о встрече Хаджикурбанова и Рустама Махмудова 2 октября 2006 года

Но на самом деле по-хорошему… Вот мой коллега очень ругал прокуроров, а вот я склонен в одном моменте похвалить, можно сказать – поклониться в ноги. Вот один из адвокатов, выступая перед вами, сказал, что очень сложно биться в темноте с противником, которого ещё, возможно, и нет. Есть ещё такая поговорка: сложно найти чёрную кошку в комнате, особенно если её там нет. Так вот обвинение нам – мне как защитнику Хаджикурбанова – кинуло наконец в комнату эту кошку.
      Заключается она в том, что обвинение заявило: Сергей Хаджикурбанов и Рустам Махмудов 2 октября 2006 года встречались в некой местности, расположенной рядом со станцией сотовой связи, с вышкой сотовой связи, расположенной на улице Рябиновой. То есть есть конкретный аргумент прокуроров относительно встречи. Обвинение даже не предполагает, что там обсуждалось, на этой встрече, но, очевидно, оно подразумевает, что в ходе этой встречи, наверно, обсуждались какие-то обстоятельства, связанные с подготовкой к совершению убийства Анны Политковской. Таким образом, для того чтобы поспорить с прокурорами, в данном случае для меня это точка опоры, с помощью которой я если не мир могу перевернуть, то по крайней мере обвинение можно попытаться перевернуть. Потому что это ключевой момент: одна-единственная встреча.
      Доказано ли обвинением, что эта встреча имела место? Обвинение уверяет вас, что доказано – доказано на основании детализации телефонных переговоров.
      Теперь немножко скучных цифр, скучных фактов, ну, как бы в нашем деле без этого никуда. Я вам предлагаю запомнить два адреса: улица Рябиновая, дом 36 – и улица Миклухо-Маклая, дом 6. Кто хорошо знает запад Москвы, тому в принципе не сложно, наверно… запад, юго-запад… (адвокат очерчивает руками круг, олицетворяющий схему Москвы, и указывает примерное расположение двух адресов) представить, где эти точки, да? Ну, если мы нарисуем окружность, то точки эти не так далеко находятся, километрах так в десяти-пятнадцати.
      Почему я упоминаю вторую точку? Потому что у нас по детализации телефонных переговоров Сергея Хаджикурбанова происходит следующая ситуация (это, напомню, доказательство, по мнению обвинения, в котором нельзя сомневаться, потому что оно правдивое, очень точное…). Сергей Хаджикурбанов находится на искомом адресе – улице Рябиновой – в 17 часов 29 минут. На протяжении одной минуты он совершает два звонка. Следующая вышка сотовой связи как раз находится на улице Миклухо-Маклая, дом 6. Между этими точками проходит 26 минут – в 17:56 телефон Сергея Хаджикурбанова фиксируется на вышке сотовой связи, о которой я сказал.
      Я специально уточнил: 2 октября – это понедельник. Ну, я думаю, все москвичи могут представить трафик в понедельник, в 17:29. Ну, теоретически, конечно, за 26 минут 15 километров дворами можно проехать. Можно проехать! Ну а можно ли в эти 26 минут уложить встречу организатора, как уверяет обвинение, и непосредственного исполнителя?
      Обвинение подозревает, что они обменялись двумя словами? Зачем нужна была эта встреча? Для того чтобы посмотреть друг на друга? Но они и так друг друга знали, это никто не отрицает. Какую ценность представляла эта встреча? Ну, я не знаю, ну сколько определим… За сколько можно доехать на обычной машине? Ну, пять минут, ну, десять. За 15 минут, я думаю, вы с улицы Рябиновой никак не доедете. Только поэтому я уже называю этот факт сомнительным.
      Но существует ещё один интересный момент, который ставит второй крест на этой встрече. Почему обвинение говорит: Рустам Махмудов находился на этом адресе, а потом к нему приехал Хаджикурбанов? 1 октября 2006 года в 21:15 фиксируется телефон Рустама Махмудова, во всяком случае приписываемый Рустаму Махмудову – оканчивающийся на 0046. То есть в девять часов первого числа. Больше ни одного звонка не происходит, следующий разговор с этого телефона, причём на том же адресе – на улице Рябиновой, состоялся в 19:51. То есть непосредственно когда Хаджикурбанов проезжал – там никаких звонков не было. Из этого уважаемые прокуроры делают вывод: не звонит человек и не звонит, это его проблемы, но он, значит, был там, там и остался и вот этот промежуток времени, соответственно, находился на заданном адресе.
      В принципе можно было бы поверить по крайней мере в это – что Рустам находился эти сутки на заданном адресе. Но возникает ещё один интересный момент. Помните, существует ещё один номер, приписываемый Рустаму Махмудову, оканчивается на 0019. Прокурор тоже неоднократно называл его в списке телефонов, которыми якобы пользовался Рустам. Так вот 2-го числа, когда Рустам, по мнению прокуроров, находится на улице Рябиновой, в 15 часов 25 минут с телефона, оканчивающегося на 0019, происходит звонок, и регистрируется он в зоне базовой станции, расположенной на улице Вавилова. Мы можем подумать, конечно, что человек просто элементарно симки сменил. Обвинение говорит, что для Рустама это не представляло проблемы, как и Рустам об этом говорит.
      Если и этим я вас не убедил, я попрошу вас выслушать немножко, скажем так, статистики, хотя, может быть, она покажется скучной. Телефон Сергея Хаджикурбанова этой вышкой – 36/3, по-моему, да? – он регистрируется восемь раз в течение всего срока, за который взята детализация, полгода примерно. Телефон Рустама Махмудова -0046 регистрируется 35 раз. И телефон -0019 регистрируется на улице Рябиновой 211 раз в течение года.
      Я уж не знаю, что там делал Рустам Махмудов, но теперь мы можем, я думаю, повнимательнее обратиться к тому, что сказал Сергей Хаджикурбанов. Вышка сотовой связи 36/3 стоит таким образом, что она автоматически захватывает автомобили, проезжающие по МКАД. Он постоянно (об этом в показаниях сказано) из Ясенева ездил в Одинцово, в Митино к маме, и это всё прекрасно объясняет. Мы имеем простое совпадение. Простое совпадение, которое прокуратура пытается назвать «скоротечной встречей».
      Таким образом, на мой взгляд, факт этой встречи опровергается тем железным доказательством («железным», как говорит прокуратура) – детализацией телефонных переговоров. Этой встречи не могло произойти. И тот факт, что Сергей Хаджикурбанов, как и остальные восемь раз, появляется и уезжает из зоны действия этой сотовой станции, и из 211 плюс 35 случайно совпало, что в один из дней у Рустама Махмудова и Сергея Хаджикурбанова пересекается вышка, на которой «висят» эти телефоны, – я думаю, вполне объясним. Если бы мы имели дело с одним пересечением… А речь идёт о том, что из 211, из 240 раз происходит всего лишь одно пересечение.
      Я думаю, с этой «встречей» разобрались.

Без Павлюченкова рухнет всё обвинение

Теперь – что касается… Прокурор рассказала вам очень увлекательную историю, как расследовалось это уголовное дело.
      У защиты, особенно у тех защитников, которые работают по этому делу очень давно, есть свои увлекательные истории о том, как расследовалось это уголовное дело.

СУДЬЯ. Алексей Валерьевич, я попрошу ваши истории оставить при себе.

АДВОКАТ МИХАЛЬЧИК. Ваша честь, но прокурору было позволено.

СУДЬЯ. Алексей Валерьевич, пожалуйста, на доказательства ссылайтесь, а не на своё ощущение о расследовании уголовного дела.

АДВОКАТ МИХАЛЬЧИК. Хорошо, ваша честь.
      Уважаемые дамы и господа, на самом деле расследование по этому делу, после того как Анну Степановну убили при известных обстоятельствах, – в течение одного, наверно, года это расследование велось профессионально. Никаких сомнений в этом нет. Отрабатывались люди, адреса, проверялись все возможные версии. Проблема в одном – что ни в одной из этих версий в качестве подозреваемых не было Махмудова Рустама, Джабраила…

СУДЬЯ. Алексей Валерьевич, мы сейчас рассматриваем обвинение, предъявленное подсудимым. Пожалуйста, ___ ___.

АДВОКАТ МИХАЛЬЧИК. Хорошо, ваша честь. Так вот, в 2007 году в распоряжении следствия появился известный вам персонаж по фамилии Дмитрий Павлюченков. И после этого появилась версия, которая в итоге развилась в то, что вы слышали в зале суда от самого Дмитрия Павлюченкова.
      В чём, на мой взгляд, главная проблема стороны обвинения? Мурад Мусаев построил на самом деле очень непротиворечивую версию того, каким способом могло быть совершено это убийство, кто мог стоять у его истоков, кто мог стоять за его организацией. И была названа фамилия Дмитрия Павлюченкова.
      Для меня проблемой этого дела является тот факт, что именно к Дмитрию Павлюченкову тянутся все нити, все доказательства.
      Вспомним пистолет, который был обнаружен на месте убийства, из которого была убита потерпевшая. Павлюченков говорит: я опознаю этот пистолет как тот, который я получил у Набатова и передал Рустаму. Теперь зададим себе вопрос: что мешает Павлюченкову опознать пистолет, который он, допустим, взял у другого человека и передал совершенно другому человеку? Я думаю, что о таком понятии, как совесть, в случае Павлюченкова говорить не приходится. Таким же образом к Павлюченкову стекаются практически все доказательства, о которых мы ведём речь в этом процессе.
      Голубович… Обвинение говорит: Павлюченков нам не важен, у нас есть более серьёзный свидетель – Голубович. Но на кого ссылается Голубович? Исключительно на Павлюченкова. Он говорит: Павлюченков сделал то, Павлюченков мне сказал это, и на основании этого я делаю такие выводы.
      Обвинение говорит: вот Оглы на следствии давал показания, которые не вызывают у них никаких сомнений, это здесь, в суде, он начал говорить что-то несуразное… Ну, получается, что Оглы тоже рассказывал всё, что он знает о деле Политковской, именно со слов Павлюченкова.
      Таким образом, на Павлюченкове сходятся все нити.
      Заканчивая анализ речи прокурора, я вот на что хотел бы обратить ваше внимание.
      Прокурор Локтионов говорит: уважаемые присяжные, вы не волнуйтесь, есть возможность у суда назначить наказание ниже низшего предела. На самом деле, мне кажется, волноваться стоит даже о том, что возможно невиновного человека на один день поместить туда, куда он не заслуживает. Вызывает удивление такая позиция прокурора: отключите совесть, принимайте решение, руководствуясь чем угодно, только не совестью… Безусловно, совесть должна стать главным критерием при вынесении решения по этому делу.

НЕВИНОВНОСТЬ СЕРГЕЯ ХАДЖИКУРБАНОВА


Вступление

Уважаемый прокурор Семененко говорит: вы знаете, происходило в процессе очень многое, но защита не ответила на самый главный вопрос – почему находились братья Махмудовы в том или ином месте? Я думаю, мой коллега ещё сделает пояснение по этому поводу. Просто позиция обвинения, как вы видели из выступления моего коллеги, вызывает в десять раз больше вопросов, в двадцать раз больше вопросов, чем один тот вопрос, который озвучила госпожа Семененко.
      Я долго и нудно переписывал все ляпы, все несоответствия Павлюченкова, других свидетелей, доказательства обвинения – где состыкуется, где не состыкуется. Тоже на несколько часов выступление получилось. Но я сказал себе: присяжные очень внимательно наблюдали за ходом процесса, и лишний раз погрязать в деталях нет смысла – за деревьями можно леса не увидеть. Поэтому решил сосредоточиться на самых главных, базовых моментах процесса. Моё выступление будет разбито на три части.

В первой части я бы хотел поговорить с вами о терминах. Вы, наверно, помните легенду о Вавилонской башне: люди не смогли её достроить, поскольку начали разговаривать на разных языках. Действительно, любой образованный человек примерно понимает все те термины, которые до присяжных разрешено доводить. Здесь в процессе постоянно звучат термины: доказательства, обвинение, косвенные, прямые доказательства… В зале суда эти термины всё-таки имеют несколько иное значение, чем в быту.
      Вторую часть выступления я хотел бы посвятить проблемам этого дела. То есть тем обстоятельствам, которые вскрылись в ходе судебного заседания и которые позволяют предположить, что картина совершения преступления была несколько иной, чем нам рассказывает государственное обвинение.
      И в третьей части я перейду к самому важному для меня вопросу в этом процессе – вопросу о том, почему я считаю, что мой подзащитный Сергей Хаджикурбанов не совершал этого преступления, более того, почему я считаю, что все доказательства, которые в этом процессе были рассмотрены, свидетельствуют именно о его невиновности.

Разбор понятий:

– доказательства, обвинение (на примере Хаджикурбанова),
презумпция невиновности, оценка доказательств

Термин «доказательство» – он понятен из корня этого слова: это что-то, что нам что-то доказывает. В стенах суда это значит, что доказательства – это показания, вещественные доказательства, протоколы, всё то, что вы видели в процессе, то, что позволяет вам как присяжным установить, причастен ли конкретный подсудимый к совершению преступления, или, наоборот, усомниться в том, что конкретный подсудимый совершал конкретные деяния, которые, как прокуратура утверждает, он совершил. Вы поняли, что если речь идёт о тех доказательствах, которые доказывают виновность, то это доказательства виновности. Наоборот – это доказательства защиты.
      Моими коллегами и оппонентами неоднократно использован термин «обвинение». Обвинение – это позиция государства, это некая гипотеза прокуратуры о том, как совершалось преступление: как оно планировалось, как соучастники, если их было несколько, договаривались между собой, какой выигрыш они планировали получить с этого преступления – материальный или иной, как планировали поделить похищенное, как планировали скрываться с места совершения преступления. Всё это – обвинение, всё это – гипотеза, которую прокуратура должна подтвердить соответствующими доказательствами.
      О Сергее Хаджикурбанове обвинение говорит, что он действовал в группе. Начинать надо с этого. Некое лицо заплатило деньги Гайтукаеву, которые тот в свою очередь в размере 150 тысяч долларов передал Павлюченкову, Павлюченков начал наружное наблюдение. И вот 22 сентября 2006 года Сергей Хаджикурбанов освобождается из мест лишения свободы. 29 сентября происходит у них первая встреча с Павлюченковым. И после этой встречи у Павлюченкова открывается, видимо, дар. Он понимает, что Хаджикурбанов, ни слова не говоря про деньги Гайтукаева, про Политковскую, – что Хаджикурбанов, как выражается Мария Эдуардовна [прокурор Семененко. – Somn.], эзоповым языком намекнул ему, что надо 137 тысяч долларов, которые у него остались, взять и отвезти ему. После этого, как говорит обвинение, Хаджикурбанов контролировал действия братьев Махмудовых. Что хочет доказать обвинение – на данном этапе понятно.

Теперь вернёмся к доказательствам.
      Как вы уже поняли, доказательства бывают прямые, бывают косвенные. Прямые доказательства, соответственно, напрямую свидетельствуют о том, что конкретное лицо совершило преступление. Свидетель Иванов говорит, что подсудимый Петров убил человека и он был этому свидетелем, – это прямое доказательство.
      Теперь о косвенных доказательствах. Коль мы начали уже здесь некую игру в смысловые ассоциации со снегом, я предлагаю вам другое толкование термина «косвенные доказательства». Косвенные доказательства – это когда вы выходите из подъезда и видите перед собой большую кучу снега, а рядом валяется пьяный дворник с лопатой (уж извините за такую примитивизацию), и вы предполагаете, что именно этот дворник нагрёб вам такую кучу. Лопата и вся обстановка будут косвенно свидетельствовать о том, что именно он повинен в этих ваших неприятностях. А вот когда вы взяли его за шиворот, встряхнули и спросили, что здесь происходит, а он вам рассказал, что это пьяный тракторист насыпал вам эту кучу, – вы получили прямое доказательство, кто совершил конкретное действие. И обнаружили, что ваше косвенное доказательство о том, что дворник причастен к этому, не выдержало критики. Ну конечно, всё это надо проверять, но я немножко утрирую.
      Обвинение признаёт, что ни одного прямого доказательства – не только против Сергея Хаджикурбанова, а уж тем более против Сергея Хаджикурбанова, но и остальных подсудимых – в деле нет.
      Закон действительно позволяет строить обвинение на некой совокупности косвенных доказательств. Но природа косвенных доказательств такова, что их должно быть столько, чтобы мы не могли усомниться! Не могли усомниться, что конкретный подсудимый совершил именно то, что ему предъявила прокуратура.
      Когда я упомянул слово «сомнение», самое время перейти к самому важному, самому значимому термину уголовного процесса. Термин этот звучит как «презумпция невиновности».
      Каждый взрослый человек, живущий в нашей стране, хотя бы один раз слышал этот термин. Этот принцип закреплён в Конституции, он звучит достаточно просто: ни один обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность, все сомнения толкуются именно в его пользу. Существует практическое выражение этой презумпции, оно звучит следующим образом: если есть любое разумное сомнение в том, что конкретный подсудимый совершил инкриминируемое ему деяние, то он подлежит оправданию.
      Презумпция невиновности – это понятие не так, может быть, и сложно, но я часто встречал такую вещь. Люди, впервые услышав о презумпции невиновности, говорили: ну а зачем вообще такое правило нужно? В суде все равны, есть прокуроры, есть адвокаты, пусть состязаются, пусть подсудимый доказывает, что он не виноват. В конце концов, у каждого равные права, равные возможности…
      Но на самом деле у этого принципа очень глубокий смысл. Этот смысл заключается в том, что невиновный человек благодаря ему может оказаться на свободе. Такие правила установило государство.
      Безусловно, мы хотим покарать каждого преступника за каждое из преступлений, которые совершаются вокруг нас постоянно. Но государство должно сохранять определённый баланс – баланс между тем, чтобы покарать каждого виновного, и тем, чтобы каждый невиновный рано или поздно оказался на свободе. И лучше, конечно, раньше, чем позже. Поэтому я считаю, что принцип презумпции невиновности – на самом деле ключевой и очень важный момент для понимания того, что здесь происходит, для понимания того, как следует оценивать все доказательства.
      Опять же упомяну речь уважаемой Марии Эдуардовны, которая постоянно говорила: как они могут это объяснить? пусть докажут! На самом деле смысл презумпции невиновности заключается ещё в том, что на стороне государства, на стороне обвинения – весь государственный аппарат: органы следствия, прокуратура, оперативники, все их силы направлены на то, чтобы собрать доказательства обвинения. Это сторона обвинения. Что может Сергей Хаджикурбанов, который, как вы видите, где находится? Какие доказательства он может собрать?
      Ещё раз вернусь к доказательствам. Пусть не покажется слишком вычурным такое сравнение. Вы помните, как выглядит богиня правосудия, да? Это у нас девушка с весами, на одну чашу весов кладутся доказательства одной стороны, на другую – другой. Что необходимо сделать, для того чтобы положить доказательство на правильную чашу? На мой взгляд, термин «оценивать доказательства», использованный неоднократно всеми участниками процесса, уважаемым председательствующим, – оценивать – это значит анализировать, оценивать – это значит раскладывать по полочкам, и оценивать – это как раз выбрать ту сторону, на которую положить доказательство. В первую очередь надо задуматься: относится ли конкретное доказательство, которое оглашено, допустим, прокурором или, возможно, защитником, – относится ли оно вообще к уголовному делу?
      Допустим, уважаемый прокурор зачитывает вам экспертизы, из которых ясно, что никаких следов – папиллярных узоров, ДНК, слюны, волос – на месте происшествия не было обнаружено. Вроде как прокурор зачитывает – и говорит, что это доказательства обвинения. Конечно же, эти доказательства не относимы, не относимы с точки зрения обвинения, ему нельзя их положить на ту чашу, где у нас собираются доказательства обвинения.
      С другой стороны, доказывает ли наличие этих экспертиз в деле, что Рустам Махмудов (мы слышали его показания) не был на месте совершения преступления? Безусловно, раз нет следов – значит, это доказательство защиты. Каждая из экспертиз, где написано, что тот или иной образец не принадлежит Рустаму Махмудову, Джабраилу Махмудову, нет отпечатков его пальцев, нет следов его пота, – каждая из этих экспертиз, безусловно, должна оказаться на чаше весов защиты. Это, я думаю, бесспорный факт.
      И второй немаловажный вопрос – это, конечно, вопрос достоверности доказательств. Безусловно, как сказал мой уважаемый коллега, мы не обладаем достаточной квалификацией, чтобы подвергать оценке (и не вправе это делать) заключения экспертов: это люди, которые специально учились, обладают специальными познаниями. Но есть у нас в процессе, и достаточно большое количество они занимают, доказательства в виде показаний. Показаний свидетелей, которых мы видели здесь на трибуне, которых мы видели по видео… Можем ли мы подвергать сомнению достоверность показаний этих свидетелей? Безусловно. Если человек путается, если мы видим, что его показания не соответствуют показаниям других людей, если его показания противоречат конкретным доказательствам, которые представлены в уголовном деле и которые вы видели, – конечно же, мы можем сказать: скорее всего этот человек врёт. Врёт в части или врёт во всём – в этом ещё надо разобраться.
      Это всё, что я хотел пояснить по поводу терминов.

Вопросы без ответов

– разница во внешности киллера и Рустама Махмудова

Перейду ко второй части своего выступления. Я назвал её, как вы помните, «проблемы» – проблемы дела, возбуждённого по факту убийства Анны Политковской.
      Очень много посвятил мой коллега вопросу, с которого я начну, но это действительно краеугольный камень всего дела. Вы помните афоризм Козьмы Пруткова: не верь глазам своим. Очевидно, что этот афоризм пытается заставить человека заглянуть под поверхность, заглянуть в глубь каких-то явлений. Здесь, в процессе, прокуроры говорят нам всем: не верьте глазам своим. Но преследуют при этом другую цель. Они пытаются подкрепить это такими аргументами, чтобы вглубь мы не лезли, чтобы, наоборот, мы поверхностно оценили эту ситуацию. Вы, наверно, поняли, о какой ситуации я говорю – о ситуации с Рустамом Махмудовым, с его внешностью.
      Лет двадцать назад следователи, наверно, и не помышляли о таком виде доказательств, как повальное видеонаблюдение. Но к 2006 году камер установили достаточно, чтобы убийца Анны Степановны Политковской попал в поле их действия. Да, действительно, мы не видим лица, а лицо всё-таки – это главное, по чему можно опознать человека, определить, кто это, и, соответственно, понять, кто совершил преступление. В данной ситуации всё сложнее. И в то же время мы видим причёску, телосложение, походку. Мы видим достаточно много нюансов человеческого тела, по которым мы можем конкретно сказать, тот или другой человек совершил преступление. Моё мнение (я не собираюсь его навязывать) – что, конечно же, на этом видео не Рустам Махмудов.
      Отлично, говорит обвинение, это практически другой человек – это другой Рустам Махмудов. Ну, кушал хорошо, у нас есть «Макдоналдс», сети быстрого питания, за восемь месяцев набрать килограмм пятнадцать-двадцать не составляет проблемы. Но опять же мой коллега по этому поводу уже прошёлся, да? Я для себя отметил такую вещь, которая лично мне показалась решающей. Это не мой подзащитный – Рустам Махмудов, но оказался один момент, который лично меня убедил. Вот при взгляде на меня не знаю, насколько это понятно, – я занимаюсь дзюдо, единоборством спортивным. Многие люди, такие же борцы как я, спрашивают иногда: вот чем ты конкретно занимаешься? Потому что это видно по твоему телосложению…

СУДЬЯ. Алексей Валерьевич, пожалуйста, не надо в качестве примера приводить себя…

АДВОКАТ МИХАЛЬЧИК. Хорошо, ваша честь, я уже закончил.

СУДЬЯ. Уважаемые присяжные, я прошу не принимать во внимание последнее высказывание (адвоката Михальчика).

АДВОКАТ МИХАЛЬЧИК. Я уже закончил. О чём я говорю? О том, что человек, изображённый на видео, – это, на мой взгляд, если и имеет что-то общее со спортом, то, может быть, я не знаю, какой-то легкоатлет. Речь идёт о том, что в ходе занятий борьбой у человека развивается плечевой пояс, ну, верхняя часть корпуса. Мы посмотрим на Рустама Махмудова – и мы видим, как уже говорил опять же один из моих коллег, что у него короткая шея, развитый плечевой пояс.
      Прокуратура говорит: на момент совершения убийства Анны Степановны Рустам Махмудов употреблял наркотики. Возможно, прокуратура здесь пытается использовать ваше неведение: вы не знаете, что такое метадон, может быть, да? Обычные граждане, наверно, редко сталкиваются с такими названиями. Зато вы слышали слово «героин». Метадон – это синтетический аналог героина, который вызывает привыкание буквально за одну-две инъекции. То есть речь идёт о том, что, по мнению прокуроров, Рустам Махмудов страдал конкретной болезнью – наркоманией. Вы представляете, каким образом происходит привыкание к этому, да? Вы, наверно, все слышали, как сложно это… Даже сигареты некоторые не могут бросить. А здесь гораздо серьёзнее проблема. То есть обвинение утверждает, что, видимо, преступление так повлияло на Рустама Махмудова, но за эти восемь месяцев Рустам Махмудов осознал, прошёл, наверно, лечение где-то в каком-то из реабилитационных центров… Может быть, Мария Эдуардовна представила бы вам документ о том, что он прошёл такое лечение. Но не получилось, не срослось. Да мало того что он бросил наркотики – Рустам Махмудов, очевидно, начал ещё заниматься борьбой и качаться. То есть встал на путь исправления и занялся своим здоровьем…
      Хорошо, я могу поверить, что даже в таком возрасте, даже, допустим, после наркотиков можно начать заниматься спортом, восстановиться. Но, поверьте мне, на это нужно – на то чтобы заняться борьбой и приобрести себе борцовскую фигуру из того доходяги, которого мы видели, – нужно как минимум года два-три заниматься.
      Я думаю, аргумент о внешности Рустама Махмудова достаточно важен, и вот вы услышали лично моё мнение по этому поводу.
      Вспомним ещё один важный момент. Упоминалась кисть на двери, сравнение с рукой Анны Степановны Политковской. На самом деле рука, кисть – это как раз та часть тела, которая меняется в зависимости в меньшей степени от веса, а в большей степени от возраста у мужчины. Мы видели, что тот человек, который предположительно убил Анну Степановну Политковскую, имел такую же кисть примерно, как невысокая и полная женщина Анна Степановна: когда они рядом поставили руки – мы увидели, что по размерам практически полное сходство.

– женская ДНК на пистолете

Знаете, здесь необходимо перейти ещё к одной проблеме, которую тоже мои коллеги упоминали: след ДНК на возвратной пружине пистолета. Женский след.
      Набатов говорит, что передал пистолет Павлюченкову. Павлюченков говорит, что передал пистолет Рустаму Махмудову. Найдя женский след на возвратной пружине пистолета, то есть детали, до которой чтобы получить доступ, нужно разобрать пистолет, – мы наталкиваемся на предположение, что Рустам Махмудов при ком-то разбирал или давал разбирать пистолет какой-то женщине? Хорошо, представило ли вам обвинение доказательство, неопровержимое доказательство, показало ли оно вам на женщину, которая касалась этого пистолета? Обвинение этого не сделало.
      Поэтому остаётся очень серьёзный вопрос того пути, который пистолет проделал от Набатова до подъезда.

– отсутствие разговоров об убийстве в прослушке Гайтукаева

И третий вопрос, третий момент, возле которого я поставил бы большую галочку, – это, конечно же… ну, я не знаю как сказать… самое звёздное доказательство этого процесса, то доказательство, за которое защита должна благодарить я не знаю кого, – это прослушка телефона Гайтукаева. Прослушка именно в тот период, когда он, по мнению обвинения, готовил совершение преступления, его организовывал, давал указания… […] Для меня важен момент относительно Сергея Хаджикурбанова. Как и мой коллега, я говорю прокуратуре: пожалуйста, представьте хоть один разговор, в котором – эзоповым языком, я не знаю, по-чеченски, по-русски, по-татарски – Гайтукаев говорит Хаджикурбанову, своим племянникам или вообще третьему лицу о том, что он передаёт Сергею Хаджикурбанову в какой-то форме (как обвинение утверждает, что это происходило) контроль над совершением преступления. Где Хаджикурбанов через Рустама, я не знаю, Гайтукаева, кого-то ещё говорит о том, что «Павлюченков передал мне 137 тысяч долларов, теперь я в деле, я контролирую наблюдение»…
      Такого доказательства в деле нет.
      Поэтому прослушка Гайтукаева, которая должна была стать невиданной удачей следствия, потому что это исключительная на самом деле удача, да?.. Представьте, в руки правоохранительных органов попало такое доказательство! Другой вопрос – почему не предотвратили, да? Но в руки следствия попадает подноготная человека, который, по их мнению, готовит преступление.
      Так вот эта удача на самом деле обернулась удачей для защиты, на мой взгляд. Поскольку она планомерно опровергает все доводы обвинения. По времени совершения этого преступления, по обстоятельствам, по тому, кто с кем договаривался – всё это Гайтукаев в своих показаниях, эзоповым языком там, не эзоповым, всё это опровергается ежедневной прослушкой его на протяжении нескольких месяцев.

Доказательства невиновности Хаджикурбанова:

– алиби

Перейду к самой важной для меня части моего выступления – к вопросу о том, почему я считаю Сергея Хаджикурбанова невиновным.
      Знаете, я решил начать с парадоксального для адвоката довода. Анна Степановна Политковская – это действительно талантливый журналист. Она написала много книг, статей. Её стиль журналистский – сейчас не встретишь такого: очень легко читается, даже если ты не согласен с ней. Мои коллеги, чеченцы по национальности, говорят вам: эта женщина для чеченцев была почти святой. Она спасла много жизней…

ПРОКУРОР ЛОКТИОНОВ. Скажем, не для всех чеченцев.

АДВОКАТ МИХАЛЬЧИК. Для всех!
      Для тех людей, которые пострадали от войны, пострадали от федеральных войск. Анна Степановна писала о таких солдатах, которые нарушали закон. О незаконных действиях в отношении чеченцев, которые вызывали у неё негодование, на которые она хотела обратить внимание общественности.
      Но речь идёт о двух чеченских войнах…

СУДЬЯ. Алексей Валерьевич, я вас перебью. Пожалуйста, в очередной раз я прошу не касаться политики в судебном заседании. У нас есть обвинение, вот те…

АДВОКАТ МИХАЛЬЧИК. Нет, ваша честь, я хочу перейти к Сергею Хаджикурбанову…

СУДЬЯ. Пожалуйста, перейдите к нему.

АДВОКАТ МИХАЛЬЧИК. Да. И здесь мы видим Сергея Хаджикурбанова – спецназовца, у которого, наверно, пальцев на руках не хватит перечислить всех погибших друзей в обеих войнах. Мог ли он любить Анну Политковскую, которая по сути, наверно, для него представляла другую сторону? Ну конечно же, не мог.
      Можем ли мы считать это мотивом? Ну, если мы посчитаем, что российский офицер может организовать убийство женщины на день рождения своей матери, то, наверно, можем. Вспомните: обвинение пытается подвести вас к одной мысли. Я ещё в самом начале нашего процесса сказал: прокуроры нарушают закон, говоря о том, где там Хаджикурбанов находился, откуда освободился… В своей речи обвинение выстроило продолжение на этом основании: Сергей Хаджикурбанов получил криминальный опыт, отбывал наказание… К моему большому сожалению, я не располагаю такими возможностями, как прокуроры, и не могу обсуждать судимость Сергея Хаджикурбанова. Вкратце скажу, что он не имеет, конечно, ни малейшего отношения к этому обвинению. Он якобы побил какого-то человека, который похитил ребёнка. Всего лишь.

СУДЬЯ. Алексей Валерьевич! Уважаемые присяжные, я прошу вас не принимать во внимание последнее высказывание адвоката Михальчика. Алексей Валерьевич, а вы, когда вас председательствующий останавливает, будьте добры (остановиться).

АДВОКАТ МИХАЛЬЧИК. Хорошо, ваша честь. Извините.
      Так вот уровень аргументации. Обвинение говорит: Сергей Хаджикурбанов ранее судим, отбывал наказание, из этого следует… Разве что-то из этого следует? Разве не должны мы сказать: уважаемые господа, если вы хотите, чтобы мы на всю жизнь отправили человека за решётку, то представьте что-то весомее, чем его прошлые мнимые или реальные грехи? Может быть, он не ангел, но действительно давайте разберёмся. Ну, уровень аргументации – он вообще заслуживает отдельного описания в этой ситуации.
      Уважаемая Мария Эдуардовна говорит: Сергей Хаджикурбанов, опытный опер, обеспечил себе неопровержимое алиби, и это (внимание!) является доказательством того, что он является участником преступления.
      Я, может быть, выгляжу глупым адвокатом, но ни разу в этом зале я не пытался утверждать, что раз у Сергея Хаджикурбанова есть алиби – значит, он не причастен к этому преступлению. Да его, собственно говоря, и не обвиняли, что он был на месте совершения преступления. О каком алиби может идти речь? Вопрос просто в том, что «алиби свидетельствует о причастности к преступлению» – это оксюморон, жареный лёд. Если обвинение пытается вам это доказать – я думаю, что надо попытаться спросить себя: а о чём, собственно, говорит обвинение в данном случае, не надо ли критически к этому отнестись?
      Пора, наверно, более детально перейти к этому обвинению в адрес Сергея Хаджикурбанова, вернее, к тем сомнениям в его виновности, о которых я хочу для начала поговорить.

– «пять дней на убийство»

Итак, обвинение говорит: за 15 дней до совершения убийства мой подзащитный освободился – и сразу сломя голову бросился участвовать в координации действий остальных подсудимых. Непонятно, что он для этого сделал, но во всяком случае цифра – 15 дней. Преступление, я думаю, все согласятся, достаточно серьёзное. Хаджикурбанова никто, никогда, ни при каких обстоятельствах не обвинял, что он убийца. Аргумент сомнительный, я признаю, да: пятнадцать дней, может быть, мог, может быть, не мог. А вот мог ли за пять дней Сергей Хаджикурбанов организовать это преступление?
      Почему за пять дней? Вы помните, Павлюченкову, когда он находился здесь, в этом зале, я задал конкретный вопрос: за сколько дней до совершения убийства вы сняли наружное наблюдение? Прозвучала конкретная цифра: пять дней.
      Теперь вспомним, Павлюченков говорит: Хаджикурбанов начал интересоваться наружным наблюдением лишь после того, как я отдал ему деньги. А это произошло 1 или 2 октября. То есть если исходить из того, что Павлюченков у нас – человек, заслуживающий доверия, то Хаджикурбанову остаётся всего лишь пять дней.
      Вот есть два человека: Сергей Хаджикурбанов и Дмитрий Павлюченков. Дмитрий Павлюченков говорит, что Хаджикурбанов причастен к этому преступлению, говорит, что начиная с момента передачи денег Хаджикурбанов начал активно интересоваться наружным наблюдением. Два человека, «слово против слова».
      Может быть, есть что-то, что позволит расставить эту ситуацию на свои места? И действительно, если мы вспомним, Павлюченков чётко говорил (это было и на очной ставке, это было и здесь, в зале суда): после передачи денег, после того как он отдал деньги Хаджикурбанову, он передавал информацию по наружному наблюдению – я уж не знаю, как это происходило, поскольку слежка снята была за пять дней уже, но он передавал информацию по наружному наблюдению как сам, так и с помощью Дмитрия Лебедева, его заместителя.
      И что же, Лебедев подтвердил показания Павлюченкова? Он находился здесь, перед вами, на этой трибуне, и сказал чётко и конкретно: никогда, ни при каких обстоятельствах никакой информации о слежке за Анной Политковской я Хаджикурбанову не передавал, более того, с ним не имел никаких контактов в этот период.
      Ну хорошо, вот обвинение у нас говорит: в зале суда иногда свидетели врут. Может быть, и Лебедев попытался ввести нас всех в заблуждение, выгораживая Хаджикурбанова или из каких-то иных соображений? Мы взяли то доказательство, которое обвинение называет железным: детализацию телефонных переговоров. При вас я открыл детализацию Хаджикурбанова, и мы увидели, что первый созвон между ним и Лебедевым состоялся в декабре 2006 года. Сами посчитайте, сколько времени прошло с момента убийства.
      Таким образом, эта ссылка Павлюченкова, попытка привлечь для себя в свидетели Лебедева – провалилась. Мы видим, что как раз у Павлюченкова нет никаких доказательств того, что Хаджикурбанов вообще интересовался этой темой.
      Может быть, сейчас прокуратура в репликах скажет: что Михальчик привязался к этому Лебедеву, мы вообще его и в обвинении-то не учитывали, нет такого человека, ну выступил здесь, пришёл человек, рассказал вам что-то… Хорошо, я тогда перейду к обвинению.

– отсутствие контактов с другими подсудимыми

У меня вызывает очень серьёзные вопросы, какие моменты из тех, что предъявлены моему подзащитному… Услышали ли вы что-нибудь из уст прокурора, что позволило бы вам понять: а что конкретно Сергей Хаджикурбанов делал в том преступлении? «Контролировал», «координировал» – вот два термина, которые я слышал. Конечно, мы люди все взрослые, образованные, понимаем, что такое «контролировать», что такое «координировать». И если нам задать вопрос, когда мы контролировали какую-то ситуацию, контролировали какого-то сотрудника, контролировали какую-то работу, что мы делали, когда мы контролировали? Я говорю: «Я наблюдал за этим, я наблюдал за тем, я поправил здесь, я сделал то-то, я пошёл туда-то, я позвонил, мне позвонили, и вот так я проконтролировал, целую неделю контролировал, всё сделано отлично». Что сделал Сергей Хаджикурбанов, «контролируя»? Более чем лаконичное обвинение.
      На мой взгляд, чтобы говорить, что Сергей Хаджикурбанов заслуживает того, чтобы на всю жизнь отправить его в «Полярную сову», хотя бы надо было объяснить вам, присяжным: Сергей Хаджикурбанов тогда-то встретился, то-то сказал, а здесь они договорились между собой, а здесь появились деньги, а здесь он сказал, что, допустим, Рустам Махмудов будет стоять здесь, а Джабраил Махмудов будет стоять там… Вот это я понимаю – контролировать.
      Ну хорошо, представим, что мы разгадали этот ребус. Этот ребус прокуратура задаёт вам: догадайтесь сами, что, собственно говоря, мы имели в виду. Присяжные, у вас там времени много в совещательной комнате, погадайте, порисуйте… Но представим, что мы догадались, решили этот ребус, действительно, ну контролировал – контролировал, бог с ним. Должен ли человек, который кого-либо контролирует, какие-то способы связи использовать? Очевидно, да, для контроля требуется либо видеть человека, либо с ним говорить, либо с ним созваниваться. И вот здесь, в этом вопросе, скопилось именно всё то, за что я могу назвать обвинение на самом деле позорным у следствия. Как только этот момент…

СУДЬЯ. Алексей Валерьевич, пожалуйста, выбирайте выражения. Уважаемые присяжные, прения сторон не для того, чтобы обзывать друг друга…

АДВОКАТ МИХАЛЬЧИК. Ваша честь, я никого не назвал, я просто…

СУДЬЯ. Алексей Валерьевич! Я ещё раз…

АДВОКАТ МИХАЛЬЧИК. Хорошо, ваша честь, я не спорю с этим.
      Как только этот факт выяснился – что Хаджикурбанов ни с кем из других подсудимых ни по телефону, ни с помощью личных встреч не связывался вообще ни для каких целей, я думаю, что незамедлительно в отношении него это уголовное дело должно быть прекращено.
      Но следствие и обвинение решили иначе. Они посчитали, что найдутся двенадцать присяжных, которые поверят, что Сергей Хаджикурбанов – экстрасенс и с помощью телепатических каких-то каналов сообщал другим подсудимым, как нужно совершить преступление, как нужно поделить эти деньги.
      Вы знаете, в этой ситуации вам предлагается поверить. Поверить в то, что Сергей Хаджикурбанов неведомым способом контролировал остальных подсудимых. Мне кажется, вера – она хороша в храме, а не в зале судебных заседаний, уж простите меня за такое сравнение.
      Очень интересный вопрос поступил, по-моему, со стороны присяжных. Вопрос, с которого стоило бы начать следствию, когда оно задержало Сергея Хаджикурбанова: может быть, Хаджикурбанов как опытный опер завёл себе вторую симку? Это же элементарно: завёл себе второй телефон и по нему общается со всеми участниками преступления? Тот, первый, телефон у него для отвода глаз, по второму разговаривает с остальными соучастниками, потом этот телефон выкинул – и шито-крыто.
      Действительно, вдруг Сергей Хаджикурбанов завёл себе второй телефон именно для организации убийства Анны Политковской? И разговаривал по этому телефону с Лом-Али Гайтукаевым, с Рустамом Махмудовым, с Джабраилом Махмудовым, Ибрагимом Махмудовым и Дмитрием Павлюченковым – основным действующим лицом этого убийства?
      На секундочку: с Дмитрием Павлюченковым Хаджикурбанов активно общается по своему телефону, именно по тому, который у него обнаружен, именно по тому, с детализацией которого мы работаем. В чём смысл второй симки, если с одним из соучастников преступления он общается по своему личному телефону? Мне кажется, в таких случаях говорят, что надо либо крестик снять, либо штаны надеть. Когда мы пытаемся усидеть на двух стульях, всегда может получиться смешно.
      Обсуждая вопрос виновности, вопрос доказанности-недоказанности вины Сергея Хаджикурбанова, волей-неволей мне придётся упоминать господина Павлюченкова. Надеюсь, присяжные не забыли, как здесь на протяжении полутора-двух часов я зачитывал даже не показания Павлюченкова на следствии, а только выдержки, в которых он противоречит сам себе. Извините за грубоватое выражение, в его показаниях сам чёрт ногу сломит, на мой взгляд.
      Павлюченков говорит: Хаджикурбанов – организатор преступления, бесспорно, я дал ему деньги. Так когда же произошёл разговор по поводу того, что Хаджикурбанов – участник преступления, упомянул фамилию Политковской? По-моему, в одном случае есть у нас три протокола, где Павлюченков говорит: во время первой встречи 29 сентября Сергей Хаджикурбанов уже упомянул Политковскую. И есть ещё штук восемь протоколов, где Павлюченков говорит: Хаджикурбанов приехал ко мне, мы поговорили о долгах – 120 тысяч долларов Петропавлову и Бураеву, мы поговорили об этом, потом Хаджикурбанов уехал, и тут я не знаю, что на меня нашло, я взял эти деньги – 137 тысяч долларов – и повёз их Сергею Хаджикурбанову.
      Эпизод с передачей денег – краеугольный для Сергея Хаджикурбанова. Если бы его не было, я думаю, его надо было бы придумать, чтобы привлечь Хаджикурбанова к ответственности по этому делу – посадить его за решётку. Что, я думаю, Павлюченков прекрасно делает.
      А что же может сказать о том, что Павлюченков вводит нас в заблуждение?
      Вы помните, что Павлюченков опять же тянет себе в свидетели двух человек. Он опытный опер, он понимает, что вот ему веры уже нет. Но самые лучшие свидетели, которых он смог найти, – это его жена, которую мы здесь видели, и дядя. Которые, конечно же, «абсолютно не заинтересованы» в том, чтобы Павлюченкову облегчить его участь. Мы помним этого дядю – Потапов, да, действительно был такой свидетель. Он говорит нам: да, действительно, я возил куда-то своего племянника, и у него был чёрный пакет. Мы смотрим видео (это подсказка для свидетеля), на котором Павлюченков говорит: я отвёз Хаджикурбанову деньги… И дядя говорит: я, говоря «пакет», имел в виду сумку. Знаете, как у Маяковского: мы говорим «Ленин» – подразумеваем «партия». Уж извините за «политику». То есть взрослый человек говорит на полном серьёзе, что «говоря ‘пакет’, я имел в виду сумку».
      Кстати, кто-то из присяжных задал очень важный вопрос жене Павлюченкова: а из какого материала была сумка? «Синтетика», – сказала она. Цвет? «Синий». Размер? Она показала: ну, может быть, такой… Можно перепутать пакет и синюю спортивную сумку? Я затрудняюсь сказать, при каких условиях можно. Думаю, это две такие вещи, которые несопоставимы. И думаю, что версия с сумкой, версия Павлюченкова о передаче денег – это ложь. Которую в принципе мы с вами, с судьями, здесь прямо в процессе разоблачили.
      Показаниям Павлюченкова можно посвятить очень много времени. Для меня лично одним из главных моментов, свидетельствующих, что он говорит неправду, является финансовый вопрос. Вот Мария Эдуардовна уверяет нас в качестве проведённого расследования. Я не могу в этом процессе подвергать сомнению, обсуждать там, проведено было следственное действие, не проведено, чем руководствовался следователь… Я знаю одно. Вот Борис Георгиевич [прокурор Локтионов. – Somn.] говорит: в ходе очной ставки адвокат Михальчик взял на себя функции следователя, задавал очень много вопросов Павлюченкову. Ну конечно – я пытался выяснить, что вообще происходит, каким образом мой подзащитный привлечён к ответственности. Я даже остановил вам видеозапись [очной ставки] на этом моменте. Оказалось, что, представьте себе, я первый, кто по заказному убийству у Павлюченкова спросил: а сколько, собственно говоря, всего денег было заплачено за совершение убийства?
      «Полмиллиона долларов», – сказал Павлюченков.
      Это был первый вопрос и первый ответ на этот вопрос. Я не сомневаюсь, что это был экспромт Павлюченкова. Конечно же, он выдал первую попавшуюся цифру. А может быть, ему и не надо было придумывать, действительно полмиллиона ему заплатили? Вы представляете, в 2011 году эта очная ставка состоялась – и я первый, кто задаёт вопрос, сколько заплачено за это дело!
      Ну ладно. Вспомните то, что происходило при вас. Адвокату потерпевших Каринне Москаленко очень не понравилось то, как Павлюченков расписывает собственные гонорары за свои услуги. Действительно, то 30 тысяч долларов ему обещали, то списать 40, то 50… Ну вы помните эту сплошную путаницу, я ещё читал. Совершенно разные версии выдаёт он, да? То списали ему пятьдесят, то, если они выполнят работу до 7 октября, ему заплатят там 60 тысяч долларов премию, то опять там десять тысяч, то там двадцать… Я не знаю, может, это моя память так устроена, но, мне кажется, ответить «Где мы были 7 октября 2006 года?», я думаю, навряд ли сможем, если это не связано с каким-то конкретным событием, например, как у Сергея Хаджикурбанова день рождения матери, да? В чём были одеты, какое у нас было настроение… Но если речь касается зарплаты – мы сможем вспомнить: я в 2006 году получал, допустим… покопаемся в памяти: двадцать тысяч, тридцать тысяч, сорок тысяч рублей. Финансовые вопросы – они для нас очень важны, а с другой стороны, не требуют какого-то активного запоминания. Тем более для Павлюченкова, я думаю, всё это – значительные суммы, связанные со значительными событиями в его жизни, с участием в убийстве Анны Степановны Политковской.
      Поэтому я считаю, что Дмитрий Павлюченков, конечно же, говорит неправду про многие фактические обстоятельства, в которых он был личным участником. Он действительно очень талантливо делает – по крайней мере на следствии и вначале здесь – талантливо мешает правду с ложью, о чём тоже мои коллеги говорили.
      В принципе противоречить в показаниях себе, особенно когда какой-то длительный период времени, – это нередкий случай. Действительно, человек может забывать какие-то факты, в чём-то путаться. Устранить все эти противоречия иногда помогает второй допрос, который происходит на судебном заседании. Человек объясняет: я не помню того факта по такой-то причине, помню тот факт по такой-то причине… Что здесь происходило в судебном заседании, когда очередь дошла до стороны защиты, вы помните, да? Дмитрий Павлюченков – оказалось, что он очень меня уважает, но на мои вопросы отвечать не будет. Всем запомнился этот момент. Почему он отказался отвечать на вопросы? (Это же свидетель обвинения, свидетель, который кровно заинтересован в обвинительном приговоре, я не сомневаюсь в этом). Потому что каждый новый ответ на вопрос защиты выводил его на чистую воду. Я в этом убеждён. Именно поэтому он посчитал необходимым прекратить допрос столь радикальным образом.
      Очень часто вопрос, который возникает, когда мы сомневаемся (мы – адвокаты, судьи, юристы…) в том, что свидетель говорит правду, – главный вопрос заключается в том, зачем свидетелю это нужно. В чём мотив? Иногда не понимаешь: стоит действительно человек, который вроде посторонний, и даёт показания явно ложные. С Дмитрием Павлюченковым совсем не так. Даже прокуроры признаЮт.
      У Дмитрия Павлюченкова есть безусловные основания для оговора Сергея Хаджикурбанова.
      Во-первых, это долговые обязательства. Во-вторых, вы вспомните показания Оглы, который говорит, что Павлюченков вообще хотел убить Сергея Хаджикурбанова. Понимаете: убить. Какие проблемы у него могут быть в том, чтобы своими показаниями отправить Сергея в тюрьму? Я думаю, при такой мотивации никаких проблем у него быть не может.
      Я хотел бы ещё раз акцентировать ваше внимание вот на этом следственном действии – очной ставке. Поскольку это была единственная возможность у защиты в моём лице задать какие-то вопросы Павлюченкову. Задать вопросы, выяснить: что произошло, каким образом он оказался участником этого преступления, кто заказчик? Да, Павлюченков что-то отвечает, но, вспомните, он постоянно апеллирует к следователю: «я это говорил раньше», «зачем мне это повторять?», «зачем я буду отвечать на вопрос Михальчика, он не имеет отношения к Хаджикурбанову»… Если человек действительно, как здесь утверждают, решил говорить правду, решил сотрудничать со следствием, решил рассказать, как совершалось это преступление, – зачем устраивать этот цирк?
      Самый главный для меня вопрос – это тот же вопрос, о котором я говорил, анализируя версию обвинения: что вы, Павлюченков, подразумеваете под тем, что Хаджикурбанов участвовал в совершении этого преступления?
      Павлюченков ответил: «Спросите у Хаджикурбанова».
      Я задал вопрос Павлюченкову: «А как связывался Гайтукаев с Хаджикурбановым?».
      «Спросите у Гайтукаева с Хаджикурбановым», – ответил Павлюченков.
      Спросил я также Павлюченкова: какие конкретные действия совершил мой подзащитный? Ведь он утверждает, что мой подзащитный действительно участвовал в этом убийстве.
      Павлюченков пожал плечами.
      Вспомните: косвенные, прямые доказательства…

      Таким образом, Павлюченков (вроде как главный человек, да?) не смог нам озвучить ничего, что позволило бы нам установить: Сергей Хаджикурбанов сделал то-то и то-то, совершил те-то действия, которые действительно в своей совокупности с другими соучастниками привели к совершению убийства.
      Даже Павлюченков об этом не говорил.

      Есть у нас ещё два господина – Оглы и Голубович. Вынужден повториться, что Оглы и Голубович дают свои показания со ссылкой на Павлюченкова. При этом ни один из них ни на следствии, ни здесь… ну, Голубовича здесь в суде не было… ни один из них не говорит конкретно: Хаджикурбанов совершил то-то и то-то.
      Да, обвинение упомянуло, что Хаджикурбанов готовил пути отхода. Но мне кажется, что более сомнительное высказывание сложно придумать. О каких путях отхода идёт речь, если Хаджикурбанов 7 октября находится на дне рождения у своей матери? Его телефон контролируется. И зачем эти пути отхода? Мы видим, что предполагаемый киллер входит в подъезд и сам прекрасно со всем справляется.
      Знаете, вот есть такая русская поговорка: нужен, как собаке пятая нога, да? Вот Сергей Хаджикурбанов именно в таком ключе может рассматриваться в этом деле. «Пятое колесо в телеге» ещё есть выражение. Как вот метко сказал Лом-Али Гайтукаев, «Зачем он мне нужен – для того чтобы поделиться с ним?». Ну, действительно, в версии обвинения есть все соучастники, есть киллер, есть оружие, есть организаторы, есть Гайтукаев, который там со всеми, по мнению следствия, созванивается. Зачем здесь нужен Сергей Хаджикурбанов? Ему просто не остаётся места в этом замысле.
      У меня версия только одна: он нужен только Дмитрию Павлюченкову. Он нужен исключительно ему, и нужен исключительно потому, что Дмитрий Павлюченков ненавидит его. И причины, как мы слышали, для этого были.
      Когда я смотрю на Дмитрия Павлюченкова… Вот, знаете, есть в древнегреческой мифологии такой полубог Атлант, который на своей спине, на своих плечах держит небесный свод. Вот Павлюченков – такой же атлант: он всё обвинение держит на своих плечах. Но мне кажется, что навряд ли на плечах такого человека может держаться такое обвинение. Слишком много противоречий. Слишком много вещей, которых он не смог и не сможет уже нам объяснить.

Заключение

Да, в 2006 году было совершено отвратительное преступление. Но можем ли мы, одержимые жаждой мести, жаждой отмщения, отбросить в сторону все те сомнения, которые есть по этому делу?
      Я думаю, мы должны соблюсти именно тот баланс, о котором я говорил в самом начале: баланс между желанием покарать виновных – и желанием, чтобы ни один невиновный не был привлечён к уголовной ответственности.
      Уважаемый прокурор в своей речи говорит: я не сомневаюсь, виновен, доказано, я надеюсь, что и вы так напишете в своём опросном листе. Прокурор может не сомневаться, у неё работа такая – сегодня засомневаешься, а завтра уволят на пенсию без выходного пособия. [Смех в зале, слова судьи неразборчивы.] Да, уважаемые господа, приношу свои извинения… Но, я думаю, любому человеку на самом деле свойственно сомневаться. Сомневаться до последнего момента. Тем более сомневаться в тех обстоятельствах, когда речь идёт о судьбе нескольких людей.
      Поэтому, когда вы отправитесь в совещательную комнату, безусловно, сомнение должно иметь место в вашей голове. Несмотря на то что сказал вам прокурор Локтионов, совесть должна присутствовать при принятии решения. Я как юрист призываю вас руководствоваться и логикой, взвесить все доказательства, которые здесь были представлены.
      Пользуясь новацией своего коллеги Мурада Мусаева, я прошу вас ответить на вопрос «Доказано ли, что Сергей Хаджикурбанов имеет отношение, причастен к убийству Анны Политковской путём некой координации действий братьев Махмудовых?» – я прошу ответить на этот вопрос: «Нет, не доказано». Не потому что нет доказательств, а потому что все доказательства, которые есть в уголовном деле (детализации телефонных переговоров, показания свидетелей), свидетельствуют о том, что Сергей Хаджикурбанов никого не координировал с момента своего освобождения 22 сентября по 7 октября 2006 года. Все доказательства говорят вам об этом – все доказательства, которые касаются этого вопроса.
      Поэтому, уважаемые… ваша честь, да! Я не могу во множественном числе сказать, но вы – судьи, вам предстоит решить судьбу людей. Я призываю вас сделать это взвешенно, обдуманно. Наверно, задуматься над всеми словами, которые я сейчас сказал.
      Большое спасибо за внимание. Было жарко, было тяжело, но мы вышли на финишную прямую. Спасибо.

Аллитерация аудиозаписи – М.У.

Яндекс.Метрика