В субботу, 7 октября, на Анну Политковскую обрушились проблемы, которые могли бы привести в уныние любого. Двумя неделями ранее ее отец, бывший дипломат, умер от инфаркта, выходя из московского метро по дороге в больницу, где лежала мать Политковской Раиса Мазепа. Ей был поставлен диагноз <рак>, и она была слишком слаба даже для того, чтобы участвовать в похоронах своего мужа. <Ваш отец простит меня, потому что он знает, что я всегда любила его>, - сказала она Анне и ее сестре Елене Кудимовой в день его похорон. Через неделю ей сделали операцию, и с тех пор Анна и Елена по очереди дежурили у ее постели.
      Политковская собиралась провести этот день в больнице, но ее 26-летняя беременная дочь переселилась к матери, пока ее дом подготавливали к встрече ребенка. <У Анны было столько забот, - говорила мне Елена Кудимова во время встречи в Лондоне накануне Рождества. - И она пыталась закончить свою статью>. Политковская была специальным корреспондентом малотиражной либеральной <Новой газеты>, и ее новая статья - как и большинство остальных - была посвящена террору, господствующему в Чечне, республике на юге России. На этот раз она стремилась оставить документальное свидетельство пыток, практикуемых отрядами пророссийского премьер-министра Рамзана Кадырова. За последние семь лет Политковская написала десятки статей о жизни на войне, многие из которых собраны в ее книге Для Политковской было характерно проводить время в больнице, а не на поле боя, и ее материалы часто были свидетельством грабежей, насилия и ничем не сдерживаемой жестокости, царящих в республике, думать о которой не желает большинство россиян и почти никто из журналистов. Однажды в 9-ой городской больнице Грозного Политковская встретила 62-летнюю женщину по имени Айшат Сулейманова, чьи глаза выражали <полное равнодушие к миру>, как она писала в одном из своих материалов. <А на ее оголенное тело смотреть выше сил: женщина выпотрошена, как курица. Хирурги разрезали ее выше груди и по самый пах>. Двумя неделями ранее <молодой парнишка в форме российского военнослужащего посадил Айшат перед собой на кровать в ее собственном доме и вкатил ей в тело пять пуль класса 5,45 мм. Тех самых, которые запрещены к применению всеми возможными международными конвенциями как бесчеловечные>.
      На Западе честность Политковской была вознаграждена долей славы и рядом наград, торжественно вручавшихся в бальных залах отелей от Нью-Йорка до Стокгольма. На родине ничего подобного не было. Суровая критика в адрес президента России Владимира Путина гарантировала ей изоляцию, преследования и, как предсказывали многие, смерть. <Я пария, - написала она в прошлогоднем эссе. - Это результат моей журналистской работы в годы второй чеченской войны и публикации на Западе книг о России>. Несмотря на то, что Политковская хорошо умела излагать свои мысли, была привлекательна и культурна, ей запрещали появляться на телевидении, являющемся единственным способом получения информации для огромного большинства россиян. Было сделано все, что возможно при жизни человека, для того, чтобы ее образ был вычеркнут из постсоветской истории. <Люди звонят в газету и шлют письма с одним и тем же вопросом: Зачем вы пишете об этом? Зачем вы нас пугаете?> - писала она. Ответ она давала как читателям, так и самой себе: <Я уверена, что это должно быть сделано по одной простой причине: как современники войны мы будем нести за нее ответственность. Классическая советская отговорка <меня там не было, и лично я ни в чем не участвовал> не сработает. Поэтому я хочу, чтобы вы знали правду. Тогда вы будете свободны от цинизма>.
      В тот день Политковская подъехала к супермаркету рядом с домом матери на Фрунзенской набережной. Ее собиралась встретить дочь, но она задерживалась. Тем не менее, она была не одна. Камера видеонаблюдения запечатлела девушку и высокого худощавого человека в бейсболке, следивших за Политковской, пока она занималась покупками. Выйдя из магазина, Политковская поехала домой на своей серебристой <десятке> и припарковалась в нескольких метрах от входа в здание. На крошечном лифте она поднялась на седьмой этаж, зашла в квартиру и положила на пол у дверей два пакета с продуктами. После этого она спустилась, чтобы забрать остальные покупки. Убийца ждал ее на первом этаже у лифта. Когда двери лифта раскрылись, он выстрелил четыре раза - первые две пули попали ей в сердце и легкие, третья пробила плечо с такой силой, что Политковскую отшвырнуло обратно в лифт. Затем убийца совершил <контрольный выстрел>, как говорят в Москве, где заказные убийства стали обычным делом. С расстояния в несколько сантиметров он выстрелил ей в голову. После этого он бросил свое оружие - пистолет Макарова калибра 9 мм со спиленным серийным номером и скрылся в сгущавшихся сумерках.
      Убийство Анны Политковской было невероятным и, в то же время, совершенно предсказуемым. На нее охотились уже давно. В 2001 г. она бежала в Вену, получив по электронной почте угрозу от человека, писавшего, что офицер спецназа, которого она обвиняла в жестокостях по отношению к мирным жителям (и вина которого была в конечном итоге доказана) намерен отомстить. Пока Политковская находилась за границей, у дверей ее дома была застрелена очень похожая на нее женщина. Следователи считают, что пуля предназначалась Политковской. В 2004 г. она ощутила резкое недомогание в самолете по пути в Беслан, город в Северной Осетии, где, по просьбе чеченских лидеров, она должна была вести переговоры с террористами, захватившими школу и взявшими в заложники более 1100 человек, главным образом, детей. Российские военные, провалившие операцию против террористов, не хотели, чтобы она была там. После приземления в Ростове ее госпитализировали и на следующий день на частном самолете увезли в Москву для лечения. Когда она прибыла, результаты анализа крови и другие медицинские записи каким-то образом исчезли. Она выжила - и получила ярлык <повивальной бабки терроризма>. Угрозы стали постоянными: ночные звонки, письма и послания по электронной почте. Зловещие, предвещающие самое худшее. <Анна слишком хорошо знала, чем рискует>, - говорила мне ее сестра. Политковская родилась в Нью-Йорке в 1958 г., когда ее отец работал в ООН. Недавно родные уговорили ее получить американский паспорт. <Но на большее она не пошла, - говорит Кудимова. - Мы все умоляли ее остановиться. Умоляли. Мои родители. Ее редактора. Ее дети. Но она всегда отвечала одинаково: <Как мне жить, если перестану писать правду?>.