Библиотека сомнительных уголовных дел
Сомнение

К началу раздела
"Сентябрьский террор"





Адвокат Арифулов:
СЛЕДОВАЛО ЗАКРЫТЬСЯ КОНСТИТУЦИЕЙ

        - Шамиль Надимович, весь этот год с лишним не ложился ли на вас отсвет страшного обвинения? Как к вашей работе относились знакомые, сослуживцы?
        
- Во-первых, я не ходил с плакатом, что я защищаю Юсуфа Крымшамхалова. Поэтому о том, что и как, родственники мои в подробностях и не знают. Сослуживцы знают, но это - наша работа, поэтому никак не отражалось. Что касается родных, близких... Я для них сформулировал: человек виноват, условно говоря, на 15 копеек, а его пытаются осудить на рубль.
        - Как бы вы сами поступили, если бы узнали, что в вашем дворе, используя помощь многих ваших соседей и друзей, больше месяца готовили взрывчатку для теракта?
        
- Не знаю. Единственное, что я могу сказать: Юсуф о том, что это взрывчатка, узнал уже после того, как все было изготовлено и бОльшая часть уже была увезена.
        - Почему Крымшамхалов перед оглашением приговора так радостно улыбался публике? Вы его чем-то очень обнадежили или посоветовали ему так держаться?
        
- Нет, просто я ему передал кое-какие новости из дома, потому что я общался с его родственниками на тот момент. Может быть, это его немножко, так сказать, развеселило. Но по поводу дела - не было.
        А вот почему он так держался после оглашения приговора - это да, я могу объяснить: потому что он был в некотором шоке от несправедливости и необоснованности приговора. Потому что материалы дела, которые исследовались в суде, они никоим образом не позволяли, во-первых, такой строгий приговор выносить, а во-вторых, признавать его виновным по 105-й по обоим эпизодам - и по московскому, и по волгодонскому. И по 205-й - весьма и весьма проблематично: по Москве никоим образом нельзя, а по Волгодонску очень много вопросов.
        Поэтому тот факт, что судья вот так, без малейшей запинки, без малейшего сомнения или раздумья, утвердила все то, что попросил прокурор, - это... Юсуф был в шоке, его поведение - это просто форма выражения потрясения.
        - У Деккушева, вы считаете, в смысле обвинения другая ситуация?
        
- Там есть нюансы. 205-я у Деккушева вполне может быть - с учетом его позиции и так далее. Достаточно им самим подтвержденной в суде позиции, которую он формулировал следующим образом: он не знал, как, но он был готов на все, чтобы остановить войну. Потому что, будучи в Чечне... Вот его слова - может быть, не дословно, но очень близко к тексту: когда видишь, что в лесу, где он проживал, нет не то что одного дерева, а нет даже ни одной травинки, ни одного листочка, в котором бы не было бы следа пули, осколка и так далее, - вот тогда... Тут можно много говорить слов, но пока этого не увидишь, этого осознать невозможно.
        - Это он на суде говорил?
        
- Да, прямо на суде. И поэтому он, Деккушев, был согласен на любое действие, которое могло бы остановить войну. Но при этом он жертв не хотел.
        По поводу 205-й статьи, по теракту, Крымшамхалова тоже никак нельзя обвинять. Участие в вооруженных формированиях - там много вопросов, но в общем и целом можно с оговорками согласиться, но только обязательно через механизм добровольного выхода, добровольного отказа. 105-я по Москве вообще ни в какие ворота не лезет ни для того, ни для другого. По Волгодонску, если для Деккушева с большими оговорками и натяжками еще что-то там можно обсуждать, то для Крымшамхалова и по Волгодонску никак не может быть. Что касается 205-й, то у Крымшамхалова ни Москва, ни Волгодонск рядом не стояли. По Деккушеву 205-я, теракт, с учетом вот этой его позиции, которую он неоднократно и в ходе следствия провозглашал, отстаивал, - здесь сложнее. А Крымшамхалову 205-я - просто нету ее. Если взять то, как она сформулирована в Уголовном кодексе: объективная, субъективная сторона, объект, субъект, само содержание, цель... - то Крымшамхалову никоим образом это не может быть вменено.
        - А за участие в войне пожизненное не дают, да?
        
- Даже пособничество в организации теракта на пожизненное не тянет. Пожизненное могут получить только непосредственный исполнитель и организатор. Даже заказчику не дают пожизненное, потому что последствия могут не охватываться умыслом заказчика. То есть заказчик говорит: сделай что-нибудь громкое. А вот организатор уже знает, что он будет "делать громкое" на Красной площади, условно говоря, в 12 часов дня.
        - То есть если бы поймали заказчиков (по версии следствия - Хаттаба и Абу Умара), они бы получили меньше, чем Юсуф?!
        
- Нет, они получили бы пожизненное, это без вопросов, но получили бы не за это. Сама причастность, как вы их называете, Хаттаба, Абу Умара и так далее - она ничем не доказана, кроме слов Деккушева. Причем не таких доказательных и не таких последовательных, как вот провозглашение им его побудительного мотива. Этот побудительный мотив Деккушева все время беспокоит, он его все время произносит: какой угодно способ, какое угодно действие - остановить войну. Поэтому здесь привязаться к 205-й статье через эту его позицию теоретически можно, но опять же с существенными оговорками.
        А Крымшамхалову ни 105-я (ни по Москве, ни по Волгодонску), ни 205-я (ни по Москве, ни по Волгодонску) просто не могут быть. Потому что они вступают в дичайшее, просто феноменальное противоречие с тем, что называется алиби.
        Алиби - это нахождение в другом месте, это отсутствие человека в момент совершения преступления. Поэтому исполнителями они не могут быть уже по определению.
        - По Москве?
        
- И по Волгодонску. А как иначе, если они уехали? По крайней мере, мой-то уехал почти за сутки до взрыва.
        - Там ведь речь шла о часовом устройстве...
        
- Да часовое устройство Батчаев включал. О Батчаеве разговора нет, он покойник, мы-то говорим о тех, кто живы.
        Вот вы говорите, что он улыбался. Он улыбался, потому что он в шоке был: настолько беспардонный приговор.
        - В "Новой газете" (№ 91 за 2002 год) было опубликовано открытое письмо Юсуфа Крымшамхалова и Тимура Батчаева, где они обвиняли в организации взрывов сотрудников ФСБ. Подтвердил ли Юсуф на следствии и суде свое авторство и содержавшуюся в письме информацию?
        
- Во-первых, в этом письме ни тот, ни другой никого ни в чем не обвиняют. Они пишут, что им стало известно то-то и то-то, напрямую они никого не обвиняют. Они там только высказывают предположение: поскольку именно на них следствие делает основной упор, они предполагают, что этим хотят основных виновников оставить в тени. Вот и все, что они в этом письме говорят. Ну и присоединяются к некоторым вопросам, которые уже до этого озвучивали Гочияев и другие лица. Они не обвиняют.
        В суде данное обстоятельство вообще не звучало.
        - Мы видели в суде настроение некоторых пострадавших, слышали их крики. Если бы вам удалось добиться оправдания подзащитного, не думаете ли вы, что его ждала бы судьба швейцарского авиадиспетчера, которого нашел и убил отец погибших детей?
        
- Я сразу хочу сказать: оправдания он, конечно, не получил бы все равно. Вопрос был только в том, по каким статьям его наказали бы и какое наказание бы назначили. Оправдание - это когда человек выходит "на свободу с чистой совестью". А он сам признавал, что его совесть не совсем чиста, и поэтому он готов был нести наказание. Он бы на свободу не вышел все равно.
        Другое дело - что некоторые из обвинений он не признавал и не признает, и для вменения и предъявления ему этих обвинений нет никаких законных оснований.
        В отношении потерпевших я никакую критику говорить просто не имею права морального. Что касается их поведения в зале суда - оно весьма отлично от того, что было на публике, для телекамер и журналистов. По поводу того, что они убеждены были в виновности подсудимых, - это опять же непроверяемое, но... Когда защита свои доказательства представляла, основная позиция потерпевших была: ну и пускай не взрывали, а все равно они плохие - они воевали, убивали наших солдат. В зале суда вот такая их позиция звучала.
        - Почему на допросах и сам Крымшамхалов, и его родственники говорили так много, с мелкими подробностями, далеко не всегда работающими в пользу обвиняемого? На них оказывали какое-то особое давление? Их пытали, как других карачаевцев, арестованных в феврале 1999 года (см. "Новую газету" от 13.1.2003)? А вот гаишник Любичев, наоборот, отрицал, что получил от террористов взятку, вопреки другим свидетельствам...
        
- Давление на них... по крайней мере в моем присутствии на Юсуфа никакое давление не оказывалось. Что касается родственников - я про родственников сказать не могу, но когда я с ними разговаривал, они сказали, что тоже их никто не принуждал и так далее.
        Почему они говорили откровенно? Потому что они исходили из некоторой иллюзии, эта иллюзия присуща очень многим людям: что чем больше ты расскажешь, тем, так сказать, это больше поможет установлению истины. Хотя на самом деле чем больше человек рассказывает, тем легче его ввести в заблуждение, запутать и так далее, а истине как раз мешает это многословие. Но они исходили вот из этой ошибочно понимаемой правдивости: что если они все-все-все, вот как помнят... Поэтому у них и получались противоречия в показаниях. Потому что в один день их спрашивали об одном - ну, условно говоря, их спрашивали про вторник - они про вторник все рассказывали и мимоходом упоминали среду, на втором допросе их спрашивали про среду - они поэтому все-все-все рассказывали про среду, а про вторник упоминали мимоходом. А упоминание мимоходом и подробное изложение материала - оно всегда между собой вступает в определенные противоречия. Не потому, что на них давление оказывалось, не потому, что они там что-то врали: они пытались как можно правдивее, как можно подробнее все рассказать.
        - Вы им советовали что-нибудь в этом смысле?
        
- Юсуфу я посоветовал вообще на следствии закрыться 51-й статьей Конституции. Вот с первого дня, как его доставили, просто закрыться 51-й и ждать стадии ознакомления с материалами дела. А вот уже ознакомившись с материалами, на последнем допросе, который предполагается... Потому что после этого ознакомления заполняется протокол ознакомления с материалами, и вот здесь можно провести допрос; обычно его не проводят, потому что это все уже есть, но мы настояли бы и провели с учетом каких-то материалов. Но Юсуф исходил из той же ошибочно понимаемой правдивости и стал рассказывать.
        По поводу гаишника Любичева: но и мой подзащитный говорит, что взятки никакой не было. Поэтому то, что Любичев это отрицал, вполне логично - если взятки не было. Что касается противоречия между показаниями разных лиц - это естественно, потому что каждый говорит, как он помнит, люди смотрят на одну и ту же вещь с разных сторон разными глазами.
        - Но обвинение во взятке Верховный суд отверг?
        
- Нет, не отверг. Здесь ситуация какая: взятка - это действие двухстороннее. Одна сторона дает взятку, другая получает. Так вот Любичев осужден за то, что он получил взятку, и в этой части его приговор устоял и в кассации, и в надзоре.
        А вот Юсуфу дали первоначальное обвинение - дача взятки. Кассационная инстанция сняла это. Поскольку я текста кассационного определения до сих пор не видел (он до сих пор еще не готов, поэтому я надзорную жалобу не могу писать и так далее, я жду, когда Верховный суд изготовит кассационное определение и передаст материалы в городской суд, чтобы я мог получить все необходимые мне копии и дальше делать), то пока могу только предполагать. Так вот Верховный суд, скорее всего, снял это обвинение по процессуальным моментам - именно по тому, как это в суде было представлено. Я так предполагаю, потому что во время кассационного заседания состав суда проявлял мало интереса, а когда дошли до этого момента - по взятке, я рассказал, как этот эпизод исследовался в городском суде, и сослался на объективное, документальное подтверждение того, что было именно так, как я это говорил, - этим они заинтересовались и оживились. И я думаю, что дача взятки отпала именно по процедурным моментам, но вовсе не по содержательным. И поэтому на Любичеве это никак не отразится, он так и будет сидеть как соучастник.
        - На фотографии, сделанной в день ареста, мы видим Крымшамхалова с перевязанной рукой. Но в медицинской справке, написанной через полтора месяца, об этой травме ничего не говорится.
        
- Когда я его увидел, его только с самолета привезли, - он весь был замотанный... Когда грузины брали - это была спецоперация: со стрельбой, с применением спецсредств и так далее. У Юсуфа была огнестрельная рана ноги, ему сделали операцию...
        - В справке написано, что рану ноги он получил в ноябре.
        
- Нет, именно в момент задержания. А медицинская справка дается о том, что он в период его нахождения в наших руках (когда я говорю "в наших" - это в наших подразделениях, у наших спецслужб, я имею в виду - отечественных)... Справка фиксировала то, что он не получал никаких повреждений от сотрудников российских подразделений. И претензий - по крайней мере мне или в моем присутствии он ничего не говорил, и у меня оснований предъявлять кому-либо из тех лиц, кто с ним общался и его доставлял, нет никаких. С ним обращались именно так, как должны были обращаться в соответствии с законом.
        - В какой момент вы его увидели?
        
- Я его увидел, когда - по крайней мере, как он рассказывал и как говорили мне следователи и оперсотрудники, которые его привезли: самолет сел, его погрузили в машину и привезли в Лефортово, и тут же я его увидел.
        - Когда он уже был в кабинете?
        
- Нет, его привезли, когда я там был. Привели в кабинет спеленутого, как этого самого... Потом его распаковали, дали время прийти в себя, напоили чаем и так далее. Мы с ним поговорили некоторое время, дали нам возможность пообщаться. Как раз тогда я - нельзя сказать, что очень убеждал, но я ему рекомендовал использовать 51-ю статью Конституции. Я ему сказал, что дело очень гнилое - и по тому, что я слышал, потому что когда меня пригласили как дежурного адвоката, мне описали, да я и следил за прессой. Там я посмотрел, что мне дали, потому что адвоката при вступлении в дело с некоторым минимальным набором документов знакомят. И до приезда Юсуфа я посмотрел эти материалы, что мне следователи дали: постановления о возбуждении дела, о признании обвиняемым...
        - Это было уже ночью?
        
- Нет, это было часов в восемь вечера. А потом ночью, да, допрашивали: это неотложное следственное мероприятие, поэтому тут тоже никаких претензий не было, это отражено было в протоколе: в связи с такими-то чрезвычайными обстоятельствами и так далее. И он не возражал. Потому что если бы он сказал: нет, ребята, дайте я посплю, утром! - то его бы и не стали допрашивать. Или если бы сказал: я пятьдесят первой закрываюсь.
        Так что к следствию, именно к сотрудникам следственных подразделений, что ФСБ, что Генеральной прокуратуры, у меня претензий нет. Они отработали так, как написано в учебниках и процессуальных кодексах.
        - И вы с подзащитным были постоянно при всех следственных действиях?
        
- Да, без меня ничего не делалось.
        - Не знаете ли вы, как удалось узнать фамилию Гочияева - руководителя московской группы террористов по версии следствия?
        
- Ну, знаю, это не секрет. Итак, когда произошли взрывы, стали выяснять, где же находится центр, где взрывчатка располагалась. Экспертизы дали ответ, что там-то, в таких-то помещениях. Стали узнавать, кто эти помещения занимает. Оказалось, такие-то организации. Стали беседовать с администрацией, с руководством, хозяевами этих организаций. Они сказали: мы эти помещения сдали вот такому человеку из такой-то организации. Стали искать эту организацию - через эту организацию выяснили, что этот человек оформлял документы у нотариуса там, еще где-то, под фамилией Лайпанов. Стали эту фамилию искать - оказалось, что фамилия Лайпанов "засвечена" в ряде гостиниц, где он останавливался. Стали там проверять - остались ксерокопии его паспорта, которые он оставлял, когда снимал помещения, когда у нотариуса оформлялся и так далее. Проверили, "пробили" по базам - узнали, что Лайпанов такой есть, но Лайпанов этот паспорт потерял. Запросили Карачаево-Черкесию, Кабардино-Балкарию - то есть весь Северный Кавказ прошерстили. А по фотографии узнали, что - да... То есть вот этот переход - он достаточно очевидный, и на что рассчитывали люди, оставляя свои пальцы, свои росписи, ксерокопии документов со своими фотографиями, - на что они рассчитывали, непонятно.
        - Очень много "засветились"?
        
- Установить, что и как, - это исключительно вопрос техники, причем не очень сложной. Там есть некоторые вопросы по оформлению следственных материалов, но поскольку это не является предметом моей деятельности как защитника Юсуфа, то я эти вопросы не поднимаю.
        - Верите ли вы, что Гочияев сам позвонил в экстренные службы и сообщил о двух дополнительных складах взрывчатки?
        
- Знаете, как юрист-практик я слово "верите" не использую. Проверяется? Не проверяется? А потом уже - внутреннее убеждение. Это не вера. Вот у меня такой убежденности, что Гочияев сам звонил и предупреждал, не сложилось. "Верите, не верите" - это не мое слово, а вот убежденности, исходя из того материала, который я видел на следствии, с учетом того, что проходило в судебном заседании, что я слышал о Гочияеве от разных людей, кто с ним общался, и так далее, - такого убеждения, что Гочияев сам бы позвонил и сказал, у меня не сложилось.
        - Юсуф ведь с Гочияевым практически не общался?
        
- Видел его раза два, кроме "здравствуйте, до свидания", по-моему, даже ничего и не было. Даже в Чечне они не общались. Ведь когда Юсуфа подрядили в отряд Гочияева - это было без Гочияева, ему просто сказали: в таком-то месте встретишься с Гочияевым. Уже после учебы, когда он прошел курсы и должен был выходить вместе с теми, в 2000 году, он вместо этого пошел с другими людьми.
        - Если Гочияев не сам предупредил о двух остававшихся складах, то откуда он мог узнать, что оба они были разминированы в один день - в день взрыва на Каширском шоссе? Ведь в прессе об этом не сообщалось: об обнаружении склада на Краснодарской улице объявили только через три дня.
        
- Склады заминированы не были. Там вообще ничего не минировалось. То взрывчатое вещество, которое было использовано, - это взрывчатое вещество, для взрыва которого необходим специальный врзыватель. Даже если бы вы бросили гранату в эти мешки, в этот склад огромный, то, кроме гранаты, ничего бы не взорвалось. Необходим был определенный тип взрывателя. Юсуф на суде это произнес и на следствии это говорил: те взрыватели, которые были найдены на одном из складов, подорвать эту взрывчатку не могли. Поэтому экспертиза дала ответ, что тип взрывателя, взрывного устройства установить невозможно. Им не задали вопрос следователи: вот те, которые найдены, они могли бы подорвать или не могли бы? И мы его не задавали тоже. Но Юсуф как специалист говорит, что те взрыватели, которые были найдены, взорвать эти мешки не могли, необходимы были дополнительные устройства - определенные переходники, ускорители там и так далее. Потому что это взрывчатое вещество на основе гексогена, алюминиевой пудры, аммиачной селитры и так далее, с учетом добавления туда сахара, оно очень специфическое. Оно не взрывается - оно горит. Причем сахар, когда он участвует в процессе этой химической реакции горения, образует окалину. То есть, условно говоря, если у вас мешок сахара и вы его подожгли с одной стороны (вставили детонатор, которого есть образец) - этот детонатор взорвался бы, инициировал бы реакцию горения (взрыва бы не произошло), и ближайший к этому взрывателю сахар в реакцию бы вступил, и образовалась бы окалина, которая бы воспрепятствовала продолжению этой химреакции. То есть сахар большей частью остался бы неповрежденным, а выгоревший образовал бы такую окалину, знаете, как бывает налет на котлах от плохого топлива - на стенках оседает, в двигателях, то есть не полностью сгорает. Поэтому вопрос: а где сахар? где эти тонны сахара? - это один из основных вопросов. Потому что если бы сахар в реакцию вступил, то эквивалент был бы не 150-300 кг, как вот сейчас посчитали по Москве, а был бы 4-6 тонн. Но сахар в реакцию не вступил. Значит, должен быть сахар неповрежденный либо в виде окалины. Его нет. Даже следов сахара нет.
        - Адам Деккушев опознал на фотографии Хаттаба и его помощника Элси. Но сидящего между ними человека (по уверениям ФСБ - Гочияева) он не узнал. А вашему подзащитному предъявляли эту фотографию?
        
- Моему подзащитному эту фотографию не предъявляли. Он там ни Хаттаба, никаких людей не опознавал. Он рассказывал много о тех людях, с кем он общался, когда был в лагере, с кем он общался в поселке Мирном и в городе Волгодонске. Но ни Хаттаба, ни этого помощника Элси ни в Мирном, ни в Волгодонске не было, а в Чечне мой подзащитный с ними не общался. Поэтому ему этих людей не показывали.
        Почему Адам кого-то узнал, кого-то не узнал - вопрос не ко мне, а к Адаму либо к его адвокату.
        - Взрыв в Волгодонске в пересчете к массе завезенной смеси был гораздо сильнее обоих московских. В печати высказывалось предположение ("МК", 24.9.1999), что террористы могли использовать гексоген, взятый в Невинномысске на заводе ракетного топлива. В мешках, найденных и обезвреженных в Москве, гексогена эксперты не нашли. Но, насколько нам известно, Крымшамхалов и Тимур Батчаев по дороге в Волгодонск на два дня останавливались именно в Невинномысске. Что они там делали?
        
- Они туда заезжали, потому что у них машина ломалась. Это проверялось, и ничего, кроме ремонта машины, они там не делали. Их передвижение на машине - это был 1999 год, лето, в Дагестане события начались уже...
        - Мало того, они выехали 9 сентября, когда был уже первый взрыв в Москве...
        
- И поэтому везде были посты - стационарные, мобильные и так далее, и их передвижение из Мирного в Волгодонск отслеживается с точностью до минут в некоторых моментах, а в общем и целом с точностью до часов. Потому что, когда они проезжают, каждый пост проверяющий пишет, что - осмотрено, то-се, пропущено. Когда они приехали в Волгодонск, их предупредили, что надо регистрироваться, и оштрафовали за отсутствие регистрации. Когда они стояли в одном гараже, потом в другом - их внесли в журналы, что они там стояли. Поэтому этот, что называется, не из той темы. Что они там делали - я сказал.
        - Как проходила спецоперация в Грузии, в результате которой в Москву были доставлены подозреваемые?
        
- Что касается Грузии - задержания и доставки... По Деккушеву, как его задерживали, какая операция была - меня это мало интересовало, я не знаю. Знаю только, что была спецоперация и выдача была.
        Что касается Юсуфа... Юсуф, Батчаев Тимур этот вот и еще там два знакомых вместе с проводником хотели уехать в Азербайджан, потому что им сказали, что грузины потихоньку начинают чистить Панкиси, поэтому, чтобы там не было лишних этих самых, надо уехать. Юсуф предполагает, что их кто-то ждал. Потому что когда они выезжали из поселка, где жили, их некоторое время сзади сопровождала машина, потом отстала. И отстала она буквально минут за пятнадцать до того места, где их встретили грузины. Проводник сказал, что им осталось ехать уже буквально минут пять - и они уже будут в Азербайджане.
        Ехали они вечером, уже темно было, тем более там горы - наверху светло, в низинке уже темно. И как-то так получилось, что в какой-то момент вдруг со всех сторон засветили фонари, прожекторы, застреляли и так далее. Они попытались отстреливаться. У Юсуфа, как он говорит, оружие заклинило: он один выстрел сделал, когда из машины выполз, потом у него заклинило, и он не стрелял, лежал там. Когда стрельба кончилась, он лежал, подошли люди, посмотрели, увидели, что его пистолет как бы не стрелял. А если бы пистолет был пустой и было видно, что он стрелял, - может, и его бы прихлопнули. Такое предположение, что остальных подстрелили либо в бою, либо после боя... Трудно судить об этом, но не исключено, что... А Юсуф был ранен, активного сопротивления не оказывал, ну, грузины его немножко помяли.
        - А Батчаев точно был убит?
        
- Да. Потому что грузины прислали медицинское заключение, помимо этого они прислали видеофильм и фотографии. Там есть некоторые моменты, но я не хочу об этом говорить.
        - Расскажите, пожалуйста, о взрыве в Волгодонске. Где была заложена взрывчатка?
        
- Экспертиза сказала, что, судя по тому, как это все установлено протоколами осмотра, взятыми пробами и так далее, взрывчатка могла находиться либо одновременно в двух машинах, стоявших рядом (в грузовике и еще одной машине, стоявшей рядом), либо на земле между этими машинами.
        - Но не в одной из них?
        
- Не в одной из них. Если в машине - то в обеих.
        - Как раз в этом месте были канализационные колодцы...
        
- Колодцы не упоминались в экспертизах, по поводу колодцев говорили потерпевшие. Но здесь есть один момент. Когда мы смотрели видео в ходе судебного процесса, то действительно обрывки труб, которые проходят под землей в районе взрыва, - они действительно все вывернуты вверх.
        Для меня как для защитника было важно, что взрывчатка - либо рядом с машинами, либо в обеих машинах. То есть обязательно должна быть либо перегрузка из одной машины в другую, либо выгрузка на землю. Но если это могло быть, то это было без участия моего. Это момент, который следствие просто обошло. Оно его упомянуло: поскольку материал есть, то он есть. Но обвинитель в ходе суда пошел вопреки тому, что сказано в материалах дела. Фактически искажение имело место, но оно имело место со стороны обвинения в суде.
        - Обвинитель заявил, что в машине?
        
- Он сказал, что взрывчатка была в той машине, вот и все. Мы ему сказали: это противоречит объективным данным. Он сказал: не знаю ничего.
        - Какое именно вещество взорвалось в Волгодонске?
        
- Характеристика его - это бризантное смесевое взрывчатое вещество, включающее в себя, как они предполагают, тротил, гексоген, аммиачную селитру, алюминиевую пудру и сахар. Это компоненты, которые в разных мешках по-разному были смешаны. Некоторые мешки были только с сахаром, некоторые были без включения сахара, некоторые - без гексогена, но обязательно должны были присутствовать аммиачная селитра и алюминиевая пудра (за исключением, конечно, мешков с чистым сахаром). Но это тоже большой вопрос, потому что экспертиза не дает однозначного ответа.
        - Вскоре после взрыва на улице Гурьянова и накануне взрыва на Каширке была задержана уроженка Волгоградской области Татьяна Королева, которая помогала Гочияеву с регистрацией его фирмы "Бранд-2". От имени этой фирмы снимались в аренду помещения во взорванных домах. Почему эту важнейшую свидетельницу отпустили на второй день после задержания?
        
- Я не знаю, почему ее отпустили. Но в судебном заседании доказательства исследовались так, как их представляло обвинение. Обвинение ее в суд не вызывало. А нам она по большому счету не нужна была.
        - Вы ее вообще не видели?
        
- Поймите, на стадии следствия я участвовал в составлении некоторых документов как адвокат, эти материалы я знаю. Есть материалы, которые были собраны без меня, но меня с ними познакомили, их я тоже знаю. По поводу Королевой... Ну, там был нотариус, у которого оформляли, была сотрудница фирмы "Бранд-2" и так далее. Их спросили - они ответили, что пришел человек, захотел купить. Они торгуют такими фирмами, это легальный бизнес, криминала здесь нет. Почему отпустили на второй день - этот вопрос даже никого не интересовал, его никто не задавал.
        - Кто такой Макс Лазовский, чья банда была причастна к первым терактам в Москве (взрыв на Яузе, взрыв автобуса)?
        
- По поводу Лазовского никто даже ни одного слова в судебном заседании не произносил, и когда адвокат Онищенко пытался сослаться на Трепашкина и так далее, судья его достаточно жестко осекла и сказала, что этого нет в деле и эти обстоятельства суду не интересны: "У нас обвинение представляет прокуратура, а вы со стороны потерпевших..." - дальше шли разъяснения, что он может, чего не может.
        - Почему суд проигнорировал явные и многочисленные несовпадения в показаниях подсудимых?
        
- Вы знаете, для меня тоже это загадка, я не могу дать ответа. У меня вот вертится на языке такая пошлость, ее можно как-то обыграть... Оглашение приговора, если вы посмотрите по календарю, - это был День прокурорского работника. То есть суд сделал подарок прокуратуре. Другого, профессионального, объяснения я не нахожу.
        - Почему процесс проходил в закрытом режиме, несмотря на то что секретными были объявлены только пять из 91 тома уголовного дела?
        
- Защита на предварительном слушании просила суд учесть, что, во-первых, есть ряд материалов закрытых, второе - что предполагается пригласить родственников, поэтому защита просила рассмотреть некоторые процедурные вопросы, чтобы к ним уже в ходе самого процесса не возвращаться.
        Что касается секретных томов, то я не думаю, что сказать это будет большим нарушением: ни одного из материалов, которые имели гриф непосредственно, в ходе судебного заседания исследовано не было, их даже не оглашали. Действительно, были материалы, которые имели этот самый особый гриф, защита специально там расписывалась, что знает, что именно эти материалы, они были в одном-двух, по-моему, томах. Но на стадии следствия ни один из томов (я говорю: томов, не отдельных материалов, бумаг и так далее) не секретился. Во время ознакомления секретных томов не было. Почему потом тома засекретили - это уже на усмотрение прокуратуры, которая передала дело в суд. Грифы появились, когда дело пришло в спецчасть. Потому что общий порядок такой: если дела общие - они идут через общую экспедицию и канцелярию, если же материал содержит государственную тайну (не важно, весь или частично) - он проходит через спецчасть. Эти материалы из прокуратуры в городской суд шли сразу в спецчасть. Значит, секретила прокуратура.
        - Это автоматический процесс?
        
- Я не знаю. Прокуроры это делают исходя из своих ведомственных инструкций, меня это мало интересовало. В принципе это несложно узнать - запрос сделать, Генпрокуратура ответит, что вот процедура засекречивания и так далее - она такая, это в принципе можно сделать, но... Я просто говорю, что на стадии ознакомления ни один из томов секретности не имел. Был ряд материалов, за которые я расписывался, а потерпевшие за них даже не расписывались, они поэтому и кричали в процессе: мы ни за что не расписывались, поэтому нам непонятно... Но я-то расписывался, что уведомлен, что ряд материалов... и поэтому я их вам не называю. Я могу только одно сказать: ни один из документов, которые имели гриф, в ходе судебного заседания не оглашался и не исследовался.
        Судебное разбирательство меня лично не потрясло, потому что в районных судах я видел и не такое. Но оно меня неприятно поразило на фоне того, как проходило следствие: у меня есть возможность сопоставить деятельность следователей - что фээсбэшных, что прокурорских, они как бы вместе, и действия суда и тех же прокурорских работников в суде. Если по следствию у меня нет никаких претензий даже, что называется, при желании (есть некоторые вопросы по оформлению, по содержанию, разная оценка содержания материалов, но на то она и есть - работа обвинителя и работа защитника, но в части соблюдения прав обвиняемых, в части полноты и всесторонности сбора доказательств у меня претензий нет. Мой опыт позволяет мне говорить о том, что когда имеет место фальсификация, подтасовка, подделка какая-то, то это сразу вытаскивается, это видно воочию, придумывание каких-то обстоятельств тоже видно... Вот, в частности, я продолжаю настаивать, что эпизод с Любичевым - он придуман, причем придуман не против моего, а именно против Любичева. Была такая задача - Любичева наказать, и эту задачу решили с учетом сложившихся обстоятельств. Это мое убеждение.
        - Казалось бы, человек сам пришел...
        
- Он не пришел, он написал рапорт, сообщив, что что-то было такое. Но в любом случае на него бы вышли, и тогда ему было бы еще хуже.
        И вот меня неприятно поразило то, как в рамках того же органа - прокуратуры - работают следственные подразделения и подразделения, поддерживающие обвинение в суде. Попытки исказить, напрямую сфальсифицировать... Эти искажения и фальсификации были буквально по всем позициям. Недочитывать текст - когда оглашается заключение эксперта, делаются пропуски, окончательные выводы опускаются, выхватывается буквально в некоторых случаях одна часть сложносочиненного предложения, остальное просто опускалось.
        Что касается судьи... Профессиональный уровень не вызывает сомнений никоим образом. Но были, скажем так, необъективность суда и та настойчивость, с которой суд помогал обвинению в единоборстве с защитой. В тех случаях, когда воочию, что называется, или непосредственно было видно, что аргумент обвинения не выдерживает даже не то что критики, а просто реплики со стороны защиты, суд вступал в дело и считал возможным всячески "исправлять" упущения обвинения. По этому поводу неоднократно заявлялись возражения защиты, отводы. И процедурные нарушения, которые были... Я не могу сказать, что я поражен, поскольку я, если использовать милицейский сленг, работаю "на земле", я видел, как работают судьи в районных судах, а уж когда я бывал не в московских судах... поездил, был у меня такой промежуток времени... Но то, что так сделают и в Московском городском суде, да еще по такому делу, - вот это было неприятно.
        Причем судья - это не комплимент, это констатация факта: ее профессионализм как юриста не вызывает сомнений никаких. Но в то же время ее необъективность, причем нескрываемая, - вот это больше всего поразило.
        - Она с заседателями работала?
        
- Нет, одна, единолично вела процесс. Я могу сказать, почему мы даже вопрос о заседателях не ставили (мы предварительно обсудили с Юсуфом): поскольку это дело имеет очень сильную эмоциональную окраску. А мой опыт (он не очень большой, у меня всего два было дела, которые я слушал с присяжными заседателями) и общение с коллегами показывают, что присяжные заседатели - это на 95 процентов эмоции. К сожалению, так складывается: даже если удается одного-двоих заседателей увлечь логическими исследованиями, анализом, доказательствами, то все равно эта масса - она за собой уведет. А участие в процессах длительное. Глас народа - это глас бога, но ведь мы судим не именем бога, а именем закона, причем не божественного, а юридического.
        - Почему Зипунников, руководитель следственной группы, не мог сам представлять обвинение в суде?
        
- Это разные подразделения прокуратуры: есть следственный отдел и есть отдел по поддержанию обвинения в судах. Теоретически руководитель следственной бригады мог прийти в суд, но его начальство посчитало, что пусть это будет представитель отдела по поддержке обвинения.

Вопросы задавал Марк УЛЕНШ

Яндекс.Метрика Рейтинг@Mail.ru