Погиб Иван Сафронов, лучший, на мой взгляд, российский журналист, освещавший в последние годы военно-космическую тематику.

Пишу "погиб", потому что у меня, как и у многих коллег, знавших Ивана не один год, не укладывается в голове, как было сказано по первым впечатлениям от трагедии, что он по каким-то там причинам мог наложить на себя руки. Иван и смерть, Иван и самоубийство – слова антиподы. Большего жуира, пышущего здоровьем, способного перепить и перебалагурить любого, кто оказывался с ним в одной дружеской компании, трудно представить. Он мог часами сыпать стихами, сочиненными тут же, на ходу, выдавать к месту и не к месту соленые анекдоты, но они никогда не были пошлыми и грязными, а только смешными и по-мужски ироничными, с поддевкой.

А о его профессионализме, об умении раскопать самый эксклюзивный материал, раздобыть сенсацию, <вставить фитиль> любому из коллег, пишущих на ту же космическую тему, – и говорить не приходится. Он был здесь всегда впереди. У него хватало эксклюзивных источников информации и в Космических войсках, откуда он ушел, закончив воинскую службу, в так называемую большую журналистику, и в Космическом агентстве. Он был неотъемлемой частью российского военного космоса, знал о нем все до мельчайших тонкостей. И то, что писал Иван Сафронов, не мог написать никто за него и вместо него. Он был и останется незаменимым на этом участке нашей профессии.

Да, из-под пера Ивана Сафронова выходили материалы, которые не всегда нравились <космическим начальникам>, да и другим начальникам, в министерстве обороны, в его управлении информации. Нередко Иван, как и некоторые другие военные журналисты, становился для них <персоной нон грата>, но это не мешало Сафронову писать так же остро, честно и принципиально, как он это делал всегда. Знаю, некоторые большие люди даже приглашали его на персональные беседы, предлагали <найти компромисс> в подаче материалов для его газеты и других изданий, но профессиональная честь не позволяли Ивану идти на такие моральные сделки. Он писал так, как писал. Говорил о том, о чем другие могли промолчать. И именно это работало на его авторитет и на авторитет того издания, которое он представлял.

Есть версия, что его убили или довели до самоубийства именно из-за этой журналистской принципиальности и честности. Не знаю, хотя и не отвергаю такую возможность. Правда, могу судить только по фактам, а факты пока скрыты от нас, его коллег, ходом прокурорского расследования. А если рассматривать какие-то версии, в том числе и те, что прозвучали в печати, то надо признать – они все-таки имеют право на существование. Кроме одной, о которой мы уже говорили, – о самоубийстве.

Прозвучало предположение, что трагедия с Иваном произошла из-за добытого на выставке в Объединенных Арабских Эмиратах материала о предполагаемой сделке по продаже Сирии и Ирану, соответственно, многофункциональных истребителей Су-30, оперативно-тактического комплекса <Искандер-Э> и зенитно-ракетного комплекса С-300В. Думаю, такую версию нельзя исключить. Хотя мне трудно представить, как такое <крупно-габаритное оружие>, как тот же истребитель Су-30, <Искандер> или комплекс из нескольких машин с ракетами и радиолокационными станциями С-300В, мог быть продан за рубеж и в столь взрывоопасный регион, как Ближний Восток, по <серой схеме>. И чтобы об этом не знали и не догадывались все <заинтересованные стороны> и конкуренты. Как с одной, так и с другой стороны. Чтобы это не превратилось во всемирный скандал со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Журналисты, как бы я не уважал эту профессию и как бы не гордился ею (а существую в ней уже больше сорока лет), не могут стать препятствием в осуществлении подобной сделки, если о ней уже договорились на самом высоком уровне. Рано или поздно о ней все равно узнали бы. И потому убивать газетчика за еще не сорванный контракт, даже, может быть, и не существующий, а только предположительный, вряд ли возможно.

Но это размышление с точки зрения здравого смысла. Какими резонами пользуются те, кто поднимает руку на журналиста, мне не понятно. Одно очевидно, Иван не был, как это пытаются сегодня представить некоторые, <антипутинским газетчиком>. У него не существовало конфликта с властью. Не стоит ставить его в один ряд с Политковской, с Литвиненко, с другими людьми, кто резко и непримиримо критиковал и критикует нынешнее российское руководство. Это не про него.

Мне, да и не только мне, абсолютному большинству наших коллег из цеха военных журналистов, будет не хватать Ваниной широты, непосредственности, задора и лихости. Умения расшевелить, разговорить любого большого начальника, как военного, так и из <оборонки>. Вытащить из него интересный факт, сенсацию, неожиданный поворот во всем и каждому известной и набившей оскомину теме. А еще он умел дружить, умел быть своим в доску, умел никого не предавать и не подводить. Редкое качество для нынешней пишущей братии.

Прощай, Иван.

Уверен, твои друзья и коллеги доведут до конца то дело, из-за которого ты расстался с жизнью. А что до нашей профессии, в которой ты проработал так не долго, но так плодотворно и ярко, то она тебя не забудет. Остались подшивки твоей газеты, твоего журнала. Осталось твое имя на полосе. А это, как известно, не каждому дано.